Бесспорной версии нет. Условия договора. Совсем другая тень

Рахманов взял верхний снимок. Изображенный на нем сильно увеличенный квадратик плотной бумаги размером шестьдесят пять на шестьдесят восемь миллиметров был ему хорошо знаком. Этот клочок бумаги наряду с другими предметами — бумажками, окурками, полиэтиленовыми пакетами и прочим мелким мусором — нашла при осмотре места происшествия четырнадцатого июля СОГ[46] Смоленской райпрокуратуры. По предположению эксперта, бумажка пролежала в траве на обочине шоссе Ольша — Велиж от пяти до семи дней. То есть ее вполне могли оставить у дороги девятого июля, в день убийства Дегтярева и угона трейлера. В верхней части квадратика было написано «6 — 7, 8», внизу «18/V», здесь же стояла неразборчивая подпись. Анализы показали — запись произведена шариковой ручкой, заправленной импортной пастой высокого качества. Нижние три цифры наверняка означали дату заполнения бумажки, но три верхних до сегодняшнего дня были тайной для всех, в том числе и для Рахманова. Несмотря на множество предположений, расшифровать, что означают эти «6 — 7, 8», так и не удалось. На последнем обсуждении была высказана догадка, что квадратик служил указанием некоей торговой точке или базе об отпуске определенного количества товаров, от шести до восьми. Но она была отвергнута, как натянутая.

Бегло просмотрев отпечаток, Рахманов положил его и ответил на вопрос Инчутина:

— Помню. Неужели удалось выяснить, что это за бумажка?

— Удалось.

— Интересно. И что же это?

— Контрамарка.

— Серьезно? Театральная контрамарка?

— Серьезно. В Московский театр имени Ленинского комсомола.

— Ну и ну… Как же ты это выяснил?

— А вы посмотрите вот тут внизу. Фрагмент печати. В ЦНИЛСЭ[47] эту бумажку вторично просветили ультрафиолетом. Ну и нашли этот фрагмент.

Взяв отпечаток снова, Рахманов наконец увидел на бумажке то, чего там не было видно раньше: восстановленный фрагмент круглой печати. Печать, очевидно, была слабой и сошла. Естественно, ведь бумажка пролежала на обочине несколько дней в пыли, под солнцем, а возможно, и дождем. Вглядевшись, Рахманов различил обрывки двух слов, следующих одно за другим: «…нинского ко…» Варианты восстановления: «Ленинского коммунистического» или «Ленинского комсомола». Так что при определенных усилиях можно догадаться, что это контрамарка. Шестой ряд, седьмое и восьмое места. Остается выяснить, как эта контрамарка оказалась на обочине шоссе Ольша Велиж девятого июля. И только.

— Театры имени Ленинского комсомола есть во многих городах, — сказал Инчутин. — Я заказывал разговоры с Ленинградом, Смоленском и Псковом. Но все решилось после звонка в наш Ленком. Восемнадцатого мая у них шел «Гамлет». Я пошел туда, администратор меня ждал. То что контрамарку выписывал именно он, администратор признал сразу. Кстати, ручка у него действительно импортная, «Паркер». Подняли записи. На спектакль от восемнадцатого мая выписано сорок три контрамарки. Желающих получить контрамарку в театре хватает, так что списки сохраняются. Места тоже фиксируются, чтобы никому не было обидно. В той записи отмечено — восемнадцатого мая седьмое и восьмое места в шестом ряду получил некто Лотарев. Кто этот Лотарев, я еще не выяснил. Но будем искать.

— В чем трудности?

— В том, что многих в театре еще нет. Сезон еще не начался, труппа только собирается. Надо найти человека, заказывавшего контрамарку на ту фамилию. И все. Думаю, рано или поздно мы его найдем. Кто-то в театре наверняка знает этого Лотарева.

— Понятно. Ладно, Леша, ты уж постарайся. И вообще учти — в Москве пока остаешься один. За всех нас.

— Учту. Насчет Лотарева постараюсь выяснить к вашему приезду. Счастливо, Андрей Викторович!

— Счастливо! — Взяв заранее приготовленную сумку с вещами, Рахманов вместе с Инчутиным вышел из кабинета.

Машина ждала внизу. Через сорок минут Рахманов уже был в Домодедово, еще через сорок занял свое место в самолете.

Сухумские новости

Через пятнадцать минут после взлета, покрутившись, Рахманов кое-как разместил в кресле грузное тело. Потрогал натянутые, как струна, привязные ремни, отрегулировать их он так и не смог. Подумал привычно, что для своих сорока пяти он излишне полноват. Хорошо хоть, рост выше среднего.