— Я испугалась, — спокойно парировала я, слушая между делом, как охает Онри, пришлось объяснить специально для нервического мага: — Вы, суним Новак, носите амулет, угадывающий ложь, а я очень не люблю говорить рядом с такими штуками.
Дознаватель глянул на руку и усмехнулся:
— Немногие догадываются о назначении этого перстня. Вы хотите, чтобы я его снял?
— Для чего же? — фальшиво удивилась я, мечтая, чтобы он не просто снял украшение, а еще выкинул его за окно. — Мне ни к чему врать. Я расскажу все как есть.
В ухе раздалось сдержанное покашливание Онри.
— В первый раз я встретила ночного посыльного, когда он напал на меня на рынке.
—
— Катарина! — позвал меня Новак.
— А?
— Вы замолчали.
— Простите, — опомнилась я. — На чем мы остановились?
— На том, что в первый раз ночной посыльный напал на вас на рынке.
— Да. — Я старалась не обращать внимания на вопящих подельников. — Второй раз мы столкнулись, когда он забрался ко мне домой.
— Домой? — странным голосом повторил Новак.
— Все верно, — с энтузиазмом кивнула я. — Дело было ночью, и я его не смогла разглядеть. Только потрогать…
— П-потрогать? — с запинкой промямлил дознаватель.
— Конечно, только потрогать, — удивленно расставила я руки. — Я бы не смогла его ударить в темноте. И потом, я девушка слабая, понимаете? Он легко бы меня скрутил!
— Конечно.
— В третий раз мы встретились, когда он передал мне шкатулку с компроматом на Чеслава Конопку. Знаете, я тогда завязала глаза фартуком…
— Фартуком?
— Да, я тогда сбежала прямо из аптекарской лавки, в чем была, а была я в фартуке.
— И все?
— Отчего же все? На мне еще были штаны и кофта, но согласитесь, если бы я сняла штаны, чтобы завязать глаза, то выглядела бы недопустимо, а я девица незамужняя, мне о репутации надо думать.
— Да. — Новак кашлянул в кулак. — Логично.
Даже не слыша себя со стороны, я догадывалась, что моя, в сущности, правдивая история звучала законченным бредом.
— Так вот я завязала глаза, и — хлоп — мне достался компромат на Конопку.
— Хлоп?
— В четвертый раз…
— Вы хлопнули четыре раза?
От моих словесных излияний Амадеус Новак широко зевнул, мелькнув золотым коренным зубом. И, догадавшись, что я невольно заглянула ему в рот, щелкнул челюстью и смущенно поерзал на стуле.
Тут дверь в комнату для допросов широко раскрылась, и на пороге вырос щупленький страж.
— Суним Новак, я собираюсь в хранилище, — заявил он. — Вы хотели какие-то бумаги за прошлый год?
У меня екнуло сердце. Я лихорадочно пыталась придумать, как задержать дознавателя, но в голову, как назло, не приходило ни одной трезвой идеи. По крайней мере, не выставляющей меня непроходимой тупицей. Мысленно смирившись с унижением, ткнула пальцем в сторону коридора и заорала дурным голосом:
— Это он!!
Мужчина в дверях испуганно оглянулся, проверяя, кого ж разглядела остроглазая нима газетчица. А я вскочила со стула и, как намазанная настойкой острого перца, бросилась в коридор.
— Нима Войнич! — разлетелся испуганный возглас Новака. — Кого вы увидели?
— Вон он!
Словно фурия я неслась по коридору, мужчины — следом, пыхтя и стараясь не отставать. Топая, как табун коней, мы выскочили в фойе.
— Он уходит! — выкрикнула я и, подхватив длинную юбку, ринулась в сторону выхода.
— Что случилось-то?! — всполошилась полная дознавателей приемная.
— Гонимся! — объявил страж, еще с минуту назад направлявшийся в хранилище.
— За кем?
— За кем-то!
Охваченный коллективным воодушевлением, народ загремел мебелью и бросился следом за мной. Я вылетела из дверей предела в ослепительный солнечный день, поющий птицами и пахнущий весенней свежестью, и замерла на ступеньках.
Стражи высыпали следом за мной. Остановились всей толпой, с суровыми физиономиями разглядывая шумную, людную улицу.
— Нима Войнич, — заглядывая мне в лицо, осторожно позвал Новак. — За кем мы гонимся?
— Что? — сделала я вид, будто едва-едва вышла из транса.
— Вы увидели ночного посыльного в пределе?
— Кого? — округлила я глаза с видом идиотки и оглянулась к толпе ошарашенных стражей. — Ой! А вы все туточки?
— Туточки?! — тихонечко повторил Амадеус, видимо, не понимая, какой бес дернул его связаться с чокнутой газетчицей.
— Я, кажется, перепутала. Мне привиделась моя первая любовь…
— Первая — что?
— Не что, а кто, — с самым серьезным видом поправила я. — Любовь. Он, знаете, постовым прежде служил.