Когда Улисс вошел в спальню, Патрик сидел, опираясь на подушки, и выглядел на удивление бодрым и крепким для человека, который всего несколько часов назад чуть не замерз насмерть. Он похлопал рукой по постели и сказал:
– Сядь рядом со мной, сынок.
– Я не хочу тебе мешать.
– Ты не помешаешь.
Улисс осторожно уселся на край кровати.
Патрик глубоко вздохнул, потом ощупью нашел руку Улисса. Необычность этого прикосновения удивила, если не испугала Улисса, и он чуть не отдернул руку.
– Теперь, когда ты здесь, я не нахожу слов, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.
– Ты не должен благодарить меня. Ты мой отец. Кроме того, все мужчины принимали участие в розысках. Любой из них мог тебя найти.
– Нет, это сделал ты. Я бы не осудил тебя, если бы ты оставил меня там!
– Право, отец, нет нужды…
– Есть. Я был скверным отцом. И все-таки ты спас меня.
Прошлой ночью Улисс гадал, уж не утратил ли Патрик связь с реальной жизнью. Теперь у него возникли такие сомнения относительно себя самого. Неужели правда то, что он слышит? Или это некий самообман и он принимает желаемое за действительное? Но крепкое пожатие Патрика, прикосновение его огрубевшей от работы руки, все говорило в пользу реальности происходящего.
Во время долгих поисков Улисс не однажды представлял себе возможности новых отношений с отцом. Неужели и с Патриком произошло то же самое?
– Ты вовсе не был плохим, – сказал Улисс, с радостью даруя прощение.
– Ты благороднее меня. Прошлой ночью, когда я умирал, то ясно видел все свои ошибки… – Ты вовсе не обязан мне ничего объяснять.
Патрик, казалось, не слышал его.
– Я хочу, чтобы ты знал, почему я вел себя подобным образом все эти годы. Видишь ли, я ревновал.
– Ревновал? Меня? – выпалил Улисс. – К кому?
– Я ревновал твою мать – она столько времени проводила с тобой! Когда мы с ней встретились, она была замужем за Отто. Я никогда не надеялся, что она станет моей. Но к тому времени, когда это произошло, она уже ожидала тебя. После того как ты родился – ужасно об этом говорить, но я должен признаться, – ты меня начал раздражать.
Улисс замер, пока не почувствовал легкое головокружение, и вынужден был наполнить легкие воздухом. Никогда в жизни с ним никто не говорил так откровенно. Улиссу никогда не приходилось обсуждать чувства и их последствия. Откровения отца были болезненными для него, они его смущали, но в них была исцеляющая сила.
– Я ни с кем не мог поговорить об этом, – продолжал Патрик, – особенно с твоей матерью. Иногда, слыша, как ты кашляешь или всхлипываешь, особенно если это случалось ночью, я хотел встать и подойти к тебе, но каждый раз мать уже оказывалась рядом с тобой. Позже, когда ты вырос, окреп и уехал в Гарвард, я сказал Илке, что ты разочаровал меня, не захотев остаться на ранчо. Правда же заключается в том, что я должен был разочаровывать тебя каждый день нашей совместной жизни, потому что не был тебе хорошим отцом.
Улиссу пришлось поморгать, чтобы избавиться от непрошеной влаги, выступившей на глазах.
– Ты никогда не разочаровывал меня. Когда я был маленьким, то смотрел на тебя снизу вверх и мечтал однажды стать таким, как ты. В возрасте между отрочеством и возмужанием я наконец понял, что не смогу быть таким же, и, черт возьми, это открытие чуть не разбило мне сердце. Мама помогла мне понять, как важно стать самим собой.
– Я рад, что она это сделала. Я и не хотел бы, чтобы ты стал похожим на меня, если учесть, сколько дурацких ошибок я совершил. Возможно, мое мнение о юристах и политиках никогда не изменится, но можешь быть уверен: я чертовски горжусь тобой! Мне хотелось бы послушать, как ты произносишь речь в законодательном собрании.
Комок величиной не меньше кулака, образовавшийся в горле Улисса, грозил лишить его возможности говорить вообще.
– Долго я ждал, когда ты скажешь это, – еле выдавил он.
– Теперь не слишком поздно?
– Нет, черт возьми, самое подходящее время. – Улисс помолчал, потом выпалил, будто прыгнул в холодную воду: – По правде говоря, никогда в жизни я так не нуждался в твоем совете, как теперь.
Глаза Патрика ожили и засветились, на лице его расплылась широкая улыбка, и он заключил Улисса в объятия.
– Я постараюсь помочь тебе, если смогу.
– Мне кажется, я влюбился, – выпалил Улисс.
– Так это же замечательно! – Патрик хлопнул сына по спине с такой силой, что от этого поощрительного шлепка могло свалиться дерево.
Это дало Улиссу секунду передышки.
– Загвоздка в том, что я не уверен. Может быть, ты расскажешь мне, что почувствовал, когда впервые увидел маму…
Голос его ослаб. Прошлой ночью, когда он разговаривал с Люком Тигом, с парнем, которого едва знал, он задал ему личный вопрос. Теперь он задал еще более интимный вопрос собственному отцу. Что, черт возьми, с ним творится?
Но Патрик, как видно, не нашел в его вопросе ничего странного: