Бесстрашный. Хочу тебя себе

— Что и требовалось доказать. Неужели ты не видишь?! Она просто втюрилась в тебя, как дурочка. Как малолетка. Слушается во всём, трясётся. С самого детства по тебе сохла. Из-за тебя и попала тогда…Из-за тебя же, блядь…

— Глеб!!! — вопит Надя со слезами на глазах. — Не смей! Уходи!

— Бляяяяяядь!!!! — кричит он, закидывая руки за затылок. — Нахуй…Я в этом не участвую! Сами, сука, разбирайтесь со всем этим дерьмом! Я ни о чём не в курсе. Пошли вы! — выдаёт он на прощание, а я вообще пребываю в каком-то замешательстве. Что это было? О чём был базар?

«Из-за тебя и попала тогда…Из-за тебя же, блядь…».

Что это должно значить?

Его Бентли с визгом покидает двор, а я наблюдаю за этим со стороны. Приплыли, блядь.

Иду к тачке, заглядываю на водительское и тянусь к сигаретам, пока Надька сзади ревёт навзрыд. Не решаюсь лезть, надо сначала самому успокоиться. Поэтому закуриваю и хожу из стороны в сторону, думая о том, что и не ожидал от себя такого…Я ведь и сам себя постоянно из-за неё дрочу…

Просто, когда об этом говорит кто-то другой, слова ранят сильнее собственных мыслей. Наверное, в глубине души я оправдываю себя любовью. А с посторонними я признаться в этом не могу.

— Что он имел в виду? — залезаю к ней назад и смотрю, как она шмыгает носом.

— Ничего, Рус. Ничего, — частит она, даже не глядя на меня.

— Он сказал, что ты попала из-за меня. О чём он вообще…Я нихрена не понимаю, Надя.

— Не обращай внимание, ладно? — убеждает она, вытирая щеки.

— Может, мне у Кира спросить? — спрашиваю, и она тут же замирает, глядя на меня с таким испугом, что её всю начинает трясти.

— Нет, Руслан! Только попробуй! — выпаливает она, сжимая кулаки. — Я возненавижу тебя! Всей душой возненавижу! — из её глаз хлынут слёзы, а мне становится так стрёмно, что я прижимаю её к себе.

— Надя…Я не люблю выглядеть идиотом. А именно это я сейчас и чувствую…Я разосрался с младшим братом. Всё через жопу. Не понимаю, что делать.

— Ты хочешь бросить меня?

— Чтобы бросить кого-то, красавица, нужно быть вместе. Парой. Понимаешь?

— Зачем ты так говоришь? Я же вижу, что ты не равнодушен. Иначе и не было бы этого разговора. И всей этой грёбанной ситуации!!! — срывает она горло, и я глажу её волосы.

— Я не говорил, что равнодушен. Но и быть в полноценных отношениях мы не можем. Я не мог принижать тебя перед своим братом. Не мог выставить так, словно ты не имеешь для меня ценности. Потому что это не так. Это было бы низко и подло с моей стороны. Так же, как и врать ему в лицо. Но и пойти воевать с целым миром за эти отношения я тоже не могу. Потому что до конца нихрена не понимаю. Внутри всё запутано, Надя. Слишком запутано. И я тебя предупреждал. Ты что-то скрываешь от меня…Я и сам не знаю, в какую чухню тебя впутал.

— Это не ты впутал. Я сама впуталась. И Глеб прав. Я люблю тебя в самого детства…Всегда любила. И ничего этого уже не изменит. Обними меня, Руслан. Прошу тебя, обними, — она тянется ко мне, а у меня грудь на части разрывает.

Прижимая к себе её хрупкое трясущееся тело, теряю собственный стержень. Весь ломаюсь. Она способна всего меня уничтожить. И я не прав, что лгу ей о том, что не готов воевать с целым миром за эти отношения. Потому что, кажется, что готов. Кажется, что уже попал в эти сети и не выбраться.

Целую её солёные губы, сжимаю в руках тоненькие плечи. Хочу прямо сейчас. Хочу здесь, но это было бы неправильно. Вдруг её родители увидят нас?

— Поедем куда-нибудь? — спрашиваю, переходя с поцелуями на изящную дурманяще пахнущую девичью шею. — Не трясись…Не нервничай.

— Что теперь будет? Глеб возненавидит тебя?

— Позлится и перестанет. Мы не можем ненавидеть друг друга. Мы — братья. Кровью связаны навсегда. Я за него, он за меня. Не бойся ты, Надька.

— Я боюсь, потому что никогда не хотела стать причиной ваших ссор. Ваша дружба, как и их дружба с Киром была для меня священна.

— Поэтому ты собирала из нас целый модный приговор и ходила с заячьими ушами по подиуму? — ржу я, на что она удивлённо на меня смотрит.

— Ты это помнишь?

— Блин, конечно я помню. Я же не маразматик. Я конечно старше, но не настолько…

Она смеётся, и это греет моё оледеневшее сердце.

— Куда поедем? В тот же отель? — шёпотом молвит моя девочка, и я заглядываю в её карие глаза. Клянусь, что в них можно потерять все свои мысли.

— Давай в другое место…

— Куда?

— Увидишь…

* * *

Я привожу её в аэропорт. Да, возможно, это странно и неожиданно, но мне насрать.

— На пару дней. Ты, я, остров Крит, летим? — нагло заявляю, растягивая перед ней свою улыбку.

— О, боже, ты серьёзно? А как же…Как же документы…Всякое такое… — у Герберы на лице уже одно сплошное восхищение. Я и не сомневаюсь в её ответе.

— За это не волнуйся, всё решим. Гришаня сделает. Летим сейчас?

— На…Типа на…Отдельном самолёте?

— Типа на отдельном самолёте, да, — ржу над ней, ведь по сути понимаю, что она далеко не бедная девочка, но батя Волковых никогда их не баловал. Поэтому Кирюха привык делать всё сам, а девчонки, если и летали куда-то, то с меньшим пафосом. Я же привык жить на полную катушку, как и Глебыч. И плевать мне на всё. — Ну?