Бестелесные. Книга 1

Я не знаю, сколько времени провалялся на сером каменном полу. Лампочка горит, дверь наглухо закрыта – видимо, в бессознательном виде меня втянуло в келью. Очевидно, что местная система дала серьезный сбой, но сейчас меня больше всего волнует судьба бедного мальчика. Интересно, что они могут сделать с бестелесным духом? Хотя они точно могут. Я вспомнил дикую, разрывающую голову боль. Еще пару дней назад я был искренне уверен, что уже ничего на свете не может принести мне вред, по крайней мере, физический. И вот теперь я валяюсь на полу в своей комнате, пытаясь сообразить, как тени поступят с нами, свидетелями их позора. Ведь мы стали свидетелями того, что в этом месте априори невозможно – непорядка. И еще мне стыдно. Когда тени приблизились к ребенку, я абсолютно ничего не сделал, чтобы помочь ему. Я, конечно, могу оправдать себя тем, что тени в сотни раз сильнее и могущественнее меня, но это будут всего-навсего оправдания. Я даже не пытался. Как последний трус, я думал только о своей шкуре и своей боли, хотя, казалось бы, в Аду мне терять нечего. И не только я – никто не шелохнулся. Мы все жались к стенке, как стадо трусливых овец, увидевших волка. Что это место с нами сделало? Где былая страсть, смелость, где хоть какие-нибудь чувства, кроме страха, любопытства и жалости к себе? Мои кулаки начали сжиматься. Я не хочу быть таким, мне противно видеть, во что я превратился. На Земле я никогда сам не нарывался на конфликты, но, когда дело доходило до явной несправедливости, пройти мимо не мог. И почему-то тогда меня не особо волновали последствия – в зрелом возрасте я не боялся гнева священников и возможных травм. Такое впечатление, что здесь из меня высасывают не только радость жизни, но и то, что делало меня человеком. Да что там говорить – я ведь поначалу даже радовался, глядя на плачущего мальчика.

Едва попав в Ад, я пытался помочь всем подряд, был способен к состраданию и бунту. Но так продолжалось недолго. Постепенно жалость к себе вытеснила все остальные чувства, я начал с удовольствием принимать награду, выдаваемую тенями за выполнение абсолютно бессмысленной работы, а попытки выбраться или взбунтоваться стали казаться глупыми и бесполезными. То же самое произошло со всеми остальными. Интересно, виной всему давящая атмосфера абсолютной безнадежности? Не знаю, но недавний инцидент отрезвил меня, я хочу заново научиться мечтать и чувствовать. Главное, чтобы это желание не осталось мечтой – мне нужен план. Как бы ни было сложно, я буду пробовать снова стать человеком. В конце концов, моя душа бессмертна – времени навалом. План предельно прост: у теней есть свои правила, значит, мне надо стараться их нарушать. Они открывают двери, приглашая нас на ежедневный бессмысленный труд? Я закрою эту дверь. Они хотят, чтобы мы ели эту коричневую гадость? Я буду бросать ее на пол. Если я выйду из двери и не сяду за стол, а пойду по коридору, как далеко я смогу дойти, пока они заметят проступок? Конечно, когда для протеста тебе доступны только комната и бесконечно длинный коридор, особо не разгуляешься. Но я ведь художник, воображение у меня хорошее. И я спасу бедного мальчика, если, конечно, его душа еще среди нас.

Для начала, пожалуй, нужно подняться с пола. Я медленно встал на колени – несмотря на значительный прилив внутренней бодрости, в теле еще была какая-то слабость. Хм, а это что? На полу в моей пустой безликой комнате, не предполагающей ничего лишнего, лежал небольшой черный предмет – овальной формы, размером примерно с мою ладонь. Я взял его, повертел, рассматривая в бледном свете лампочки. С поверхности находки на меня уставились два безумных зеленых глаза на бледном исхудавшем лице. В глаза лезли длинные, спутанные волосы. Мое отражение, догадался я, хоть и не сразу. Давненько я себя не видел. И неудивительно, что не признал – версия, надо сказать, не очень. Значит, мне в руки попало зеркало! И явно непростое – изображение львиной морды с открытой пастью, украшающее его верхний угол, можно увидеть на фасадах каждого собора в Инраме.