Бестиарий спального района

Радомир замолчал. Все они так, горько подумал он.

Даже Милена, лучшая из лучших. Воображают, что все это увлекательно и красиво – штурмовать, например, почти неприступную крепость Перевал, чтобы взять в заложники Первого мастера Горного Племени. Нужно – да, Радомир никогда и не сомневался, потому что иначе не заставить бы горцев по-прежнему снабжать Народ Леса всякой железной всячиной, без которой просто не прожить, – топорами, лопатами, кирками, вилами, мечами, наконечниками для стрел и копий. Нужно, ничего не скажешь… Но – красиво? Но – захватывающее приключение? Никто, кроме братьев-воинов, не понимает, какой это тяжкий и страшный труд – война. Кровь, грязь, смрад. И всюду смерть, безжалостная и уродливая, смерть врагов, смерть друзей и твоя смерть – вот она, рядом. Не передать этого.

Три больших войны – Горная, Степная, Прибрежная. Восемь генеральных сражений. Бессчетное количество боев. Необходимо это было? Кто бы спорил. Но – упоение битвой? Но – экстаз неистовства? Но – счастье убийства?

Забейте это счастье в свои глотки, охрипшие от победных песнопений, скрипнул зубами Радомир. А знаете ли вы, что такое – самый лучший, самый храбрый и самый верный друг, пытающийся удержать в ладонях собственные дымящиеся кишки? Что такое – чистый, исполненный восторга юноша, вчера принятый в Неистовые, а сегодня двумя руками прижимающий друг к другу края разорванного стрелой горла? Что такое – вопли детей и вой женщин, через становище которых ты, ради правого дела, проходишь огнем и мечом?

Знаете ли вы, наконец, что такое: прямое попадание пущенного из катапульты камня, и переломанная в двух местах голень – позже кости срастутся неправильно, и ты навсегда останешься хромым, но будешь рад, что легко отделался, – и контратака противника, и ты тщишься подняться, и опираешься на неповрежденную ногу и обе руки, и в правой еще сжимаешь меч, и колесо вражеской боевой повозки ломает клинок, а затем давит в кровавое месиво четыре пальца левой твоей руки, и спустя сутки, или двое, или пятеро ты кое-как приходишь в себя, и хромаешь, ковыляешь, ползешь к своему лагерю, где тебя уже не ждут, и понимаешь, что не дойдешь, потому что раздавленные пальцы гниют и убивают тебя, и ты отрезаешь их обломком своего меча?

После такого не выживают, но он, Радомир, не коренной житель Леса, он обменыш, он из Города, и он выжил.

«Только прекратите прославлять мои подвиги. Только заткнитесь, ради Леса и Неба. Все – ради вас, да, но забудьте обо мне, хоть на месяц забудьте, не рвите мою душу словами. Покоя жажду, покоя…»

Радомир резко вздохнул. Что уж врать себе – смерть приручила его. Воевать он, конечно, больше не мог, но и избавиться от пережитого было выше сил. Смерть, вошедшая в привычку – и в кровь, звала его, как жреца Чащи зовет тайный отвар из заветных трав.

Потому и пошел в Стражу. Обходить рубежи, отражать в меру сил первый удар, поднимать тревогу; спасать от воды и огня; излавливать и наказывать собственных выродков; даже судить – в простых случаях, когда нет нужды во вмешательстве Мудрейших, – казалось, это подойдет.

И подошло. Спасибо Милене, ставшей его – сначала – напарницей, а вскоре и возлюбленной. Тоже, между прочим, обменыш, тоже родом из Города. И сирота: пока он воевал с Горными Мастерами, приемные родители Милены пали жертвами набега Степной Орды. Чего ей стоило сохранить легкий, воздушный нрав и невероятную внутреннюю силу, гадал Радомир?

Солнце. Солнце золотое. Кабы не она – сгинул бы навеки, в Чаще, или в Степи, или в Топях.

И она, Радомир знал, любила беззаветно и преданно, какой бы взбалмошной и капризной ни казалась, как бы ни склонна была глазками стрелять и попкой крутить. Придет час, он не сомневался, и Милена не задумается ни на миг: жизнь за него отдаст, хотя и не знает, что это – жизнь отдавать. Но отдаст. Если он позволит.

Только – не позволит.

– Пора, солнце, пора, – сказал Радомир. – Не будем опаздывать на последнюю нашу вылазку.

– Как, последнюю? – задохнулась Милена.

– Слушай, любимая. Будешь моей женой?

– Мы же Стража… – растерянно проговорила она. – Обет безбрачия…

– Потому и говорю – последняя вылазка.

Милена приподнялась, оперлась о локоть, заглянула Радомиру в лицо, провела пальцем по его светлым, коротко остриженным волосам, по изломанному шраму на щеке. Закрыла глаза, медленно наклонила голову. Прошептала:

– Мой воин… Спасибо… Да, конечно, да…

– Пора, – повторил Радомир. И прикоснулся к лицу Милены беспалой левой рукой.

Начали собираться.

3

Узкая, но ровная тропка. Впереди Милена: катит перед собой коляску со сладко спящим, только что в последний раз покормленным родной матерью Путятой. Следом Радомир. За ним – Мудрейший Златослав. Два молодых Стражника, немного приотстав из деликатности, замыкают процессию.

Ивору и Квете сопровождать сына к Двери запрещено Законом. У Кветы и Ивора больше нет сына. У них появится новый сын, если Милена и Радомир будут удачливы сегодня. Ради жизни Народа Леса.