Бестиарий спального района

Перед глазами вдруг повис кубик, переливающийся от зеленого, через синее и желтое, к красному, а потом обратно. Кубик слегка покачивался и, казалось, пытался что-то сообщить Мансуру. Или что-то включить в нем.

Джинн открыл глаза – кубик исчез, сменившись тусклым светом фонаря за окном. Закрыл глаза – кубик появился.

«Сколько живу, – подумал Мансур, – никогда такого не видел».

И в этот момент – включилось. Включилось десятое чувство, о существовании которого джинн даже не подозревал. Но оно включилось, сомнений не было. И Мансуру стало ясно, что следует делать.

Он быстро – и тихо, чтобы не разбудить умаявшихся за день чурок, – собрался, выскользнул из квартиры, осторожно закрыл за собой дверь. Лифта ждать не стал – второй этаж, зачем лифт-шмифт? – ссыпался по лестнице, прыгая через две ступеньки и уже не стараясь не шуметь, вылетел в пустой двор.

Уловил что-то необычное сверху-сбоку. Глянул мельком – так и есть, через один подъезд, на предпоследнем этаже, там за окном… да, еще один наш появляется. Нет, не один. Одна. Наша. Редкий случай, да. Хорошо появляется, правильно появляется, по-восточному. Совсем по-восточному, даже позавидовать можно.

«Не мое дело, – сказал себе Мансур. Тут же усомнился: – Или уже мое?» И, выбегая через арку дома на улицу, решил: после. Может, к вечеру. Сейчас некогда, сейчас – к озерам.

Он попытался на расстоянии вызвать Тимофея с Аникеем – не отвечают. Надо думать, спят. Да и силы у Мансура не те, далековато озера, чтобы докричаться мог.

Значит, тем более спешить надо.

Правильный восточный человек еще и потому долго живет, что ходит тоже правильно. Не бегает туда-сюда. Не торопится туда-сюда, как муха. Туда полетит, сюда полетит… Нет, правильный восточный человек ходит степенно, и спина у него прямая, да. Но если приходится драться, правильный восточный человек быстр, как гюрза.

К тому же он, Мансур, и не человек.

Джинн побежал совсем быстро. Когда поравнялся с поганым прудом, оттуда с негромким всплеском выскочил парнишка – новый болотный, понял Мансур, бросив взгляд на отрока. Этот, выходит, услышал.

– Я с вами, дяденька? – спросил новичок.

Э, сойдет, решил Мансур.

– За спиной не ходи, – велел он. – Не люблю за спиной. По правую руку ходи.

– Может, пацанов позвать? – пропыхтел парнишка, приноравливаясь к темпу. – С района… по мобиле…

Мансур только выдохнул гортанное и зловещее «ха». А сам подумал: вчерашний воин пригодился бы, только ему по мобиле-шмобиле не дозвонишься.

И у водяных-болотных мобил-шмобил нет. И у этого дурака, которого перехватить надо.

На мгновение прикрыл глаза – яркий кубик все так и покачивался на внутренней поверхности век.

Ну, еще быстрее.

2

Сон улетучился, как не было.

Радомир привычным движением взялся за рукоять кинжала. Прислушался – нет, ничего, только Милена рядом посапывает.

Он открыл глаза. Темно. Надо бы еще поспать, позади трудные дни, впереди много дел – обычных, но важных, как всё, что он делал в своей странной жизни.

Относиться к каждому своему делу, даже самому пустяковому, как к важному, – это сильно осложняет жизнь. Радомир улыбнулся. «Не желаю по-другому», – сказал он себе. Долг призывает молча – так сказал ему много лет назад первый его командир, Владен. Поэт был в душе…

Стоп. Вот сейчас важное дело: выбросить из головы все, дать себе покой до рассвета.

Но заснуть не удавалось, что-то беспокоило.

Внезапно Радомир понял: надо снова идти на ту сторону. Даже не понял, а ощутил: тот немногословный смуглый человек, с которым встретились в мерзкой страже Города, ждет помощи. «Воин» – назвал его тот человек. Правильно. Воин – всегда, кем бы ни числился. От себя не уйдешь. Или – уйдешь, но себя и потеряешь. Останешься неведомо кем.

Он легко выскользнул из-под одеяла, тихо-тихо оделся, поглядывая на Милену при свете луны, заглядывающей в окно. Открыл задвинутый в дальний угол сундук, извлек широкий пояс потертой кожи, туго затянул его на талии, вложил кинжал в ножны и вышел из жилища.

Хорошо, что на ногах кроссовки, это удобная обувь, и она позволяет ходить бесшумно. Даже хромому.

Радомир уже подходил к Двери, когда раздалось отчаянное:

– Подожди!

Он обернулся. Да, конечно. Милена. Как бы он ни старался не разбудить ее – услышала. Она же своя. Она такая же, как он.

В одной рубашке, босая, тяжело дышит, но – бежит. Бедная… Ей ведь не меньше досталось накануне…

– Ты бросил меня! – гневно выкрикнула Милена в лицо Радомиру. – Ушел тайком!

Он всмотрелся. Слез нет, есть боль.

– Прости, солнце мое, – мягко сказал он. – Я должен. Это совсем не то, что вчера… И я никогда тебя не брошу, но… Сейчас – вернись. И жди меня. Я должен.

– Ты бросил меня! – повторила Милена. – Говоришь, что должен, – верю. Почему один? Почему не взял меня с собой?

Радомир задумался. Рассказать, объяснить? Так ведь и рассказывать нечего, кроме ощущений. А как их передашь? Он ведь не поэт, он просто воин.