Бестиарий спального района

И еще много разного в этом сне, но все в таком же духе.

Звон в голове усилился.

Подышать надо. Павел встал, двинулся из кабинета — на воздух.

— Палвикч! — раздалось в коридоре. Опять эти нотки истерические…

— Потом, Алла Валентиновна, потом, — отмахнулся он.

На улице жарко, солнце палит, но все лучше, чем в четырех стенах.

Три скамейки напротив ДЭЗа. Никого. Впрочем, нет — на одной, засунув под себя ладони, сидит белобрысый мужик, совсем неприметный. Ладно, две другие свободны.

Мужик посмотрел на Павла. Тот, словно в тумане — и звон в голове стал колокольным, — подошел, сел рядом с белобрысым.

— Здравствуй, брат, — тихо сказал тот. — Ты не гляди на меня: голова будет болеть. У меня вот тоже… гудит…

Павел промолчал.

— Ты, наверное, не понимаешь, — продолжил белобрысый, — но я объясню. Я из леса. — Слово «лес» прозвучало как с большой буквы. — Но рожден здесь. А ты рожден в Лесу. Твое родимое пятно, вот этот полумесяц, сочли дурной приметой. И забрали тебя у родителей, и отнесли сюда, и оставили здесь. А меня, взамен, забрали отсюда и принесли твоим родителям, да будет им вечный покой.

— Что? — хрипло выдохнул Павел.

— Не беспокойся. Они ушли достойно.

«Сумасшедший, — решил Павел. — Или мошенник… что-то ему от меня надо… вот только что? Эх, голова… соображать мешает… Ну да, медиум, гипнотизер, из этой братии. Еще мне не хватало. И чего я к нему подсел? Или это он ко мне? Все путается…»

— Тебе нечего опасаться, — говорил тем временем мужик. Не гладко говорил — запинался, останавливался, перескакивал с одного на другое, подыскивал слова. Может, и правда у него в голове тоже непорядок… гудит… — Тебе нечего опасаться. Я всего лишь хочу понять, как тебе тут живется. Что я потерял, что ты обрел. Что потеряла моя женщина… солнце… Знаешь, об этом… о ней… не люб лю ни с кем, а с тобой можно, потому что ты — это я. Я воин, но воином должен был стать ты. Проклятье, не могу выразить! Мне бы только несколько слов с тобой… недолго, до тысячи не досчитать… потом уйду навсегда…

Господи, подумал Павел.

— Понял тебя, — с трудом произнес он. — Пойдем-ка… брат… ко мне в кабинет, там и обсудим.

Белобрысый вскинул голову, улыбнулся, явно преодолевая себя, но — хорошо улыбнулся, тепло и сказал:

— Я знал, что ты поймешь.

В коридоре опять прозвучало Алкино взвинченное:

— Палвикч!

Павел только махнул рукой.

— Заходи, — сказал он странному гостю. — Садись. Говори.

«Да, пусть посидит. Пусть говорит. Лучше, чтобы чувствовал себя в безопасности. Выжду немного, — прикидывал Павел, — отлучусь на минутку и ментов вызову. А они уж пускай и разбираются — псих это, или аферист какой-нибудь, или не знаю кто».

— Мое имя Радомир, — начал белобрысый. — А твое имя я не разобрал.

— Павел Викторович, — пробормотал директор.

Гость кивнул.

— Теперь слушай.

И он принялся рассказывать совершенно дикую и нелепую историю — смесь слащавой детской сказки с шизофреническим ужастиком.

Одно плохо: Павел то и дело обнаруживал в этом бреде картинки из своего заветного сна.

Телепат не иначе. Опасный человек с дурацким именем и теплой улыбкой. И еще шрам на щеке… Это что-то важное, но в голове звенит и звенит, ну никак не сосредоточиться…

— Погоди, — сказал Павел. — В туалет схожу.

Он выскочил в коридор, быстро добрался до своей персональной кабинки, заперся, достал сотовый, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. В голове немного прояснилось.

«Шрам… Ну конечно же! Я же, — ликуя, сообразил Павел, — видел этого мужика! Точно, пару месяцев назад. Только шрам и запомнился. Тогда тоже с башкой что-то случилось, испугался даже, обследоваться хотел, да так и не собрался».

А кстати, в тот самый день из соседнего дома ребенка украли, а вместо него другого подбросили. До сих пор милиция никаких следов не нашла. Баба там какая-то фигурировала, так она будто сквозь землю провалилась, а про мужика вроде бы никто ничего…

Стоп! А что этот… Радомир-то… ну и имечко… что он молол-то? Его у родителей забрали, куда-то отнесли, а Павла, наоборот, принесли… А Павел-то, между прочим, действительно подкидыш…

Ой-ой-ой.

Павел набрал номер районного ОВД и коротко поговорил с дежурным.

Затем вернулся в кабинет и сказал белобрысому:

— Извини. Ну, теперь продолжай.

— Лучше ты, — попросил Радомир. — Главное я уже сказал, а время на исходе. Поэтому лучше ты. Расскажи о своей жизни, хотя бы коротко.

Что ж, подумал Павел, и то дело — теперь ведь надо время потянуть. И начал неторопливо, основательно рассказывать.

7

Полная луна докатилась по небу до того самого места, на которое указывал Радомир. Пора уходить.

Милена справилась с подступившими слезами. «Не тревожься, — сказал он на прощание, — в крайнем случае встретимся дома».

Но предчувствие говорило о другом. Плохое было предчувствие.

В лесу, в который уже раз, что-то сдавленно ухнуло, словно подтверждая: пропал твой воин.

«Бросил меня, — подумала Милена с внезапным ожесточением. — Выяснить ему что-то захотелось. Поговорить с незнакомым, чужим человеком. И — конец. Ради блажи, ради каприза рискнул — и проиграл. А я теперь — одна. Бросил».

Ах, воин…

Что же делать, о Небо и Лес?