Бестиарий спального района

— Э, совсем никому нельзя, — сказал смуглый. — Человеку можно, нам совсем нельзя. Из нас только маленькому можно. Отцы, учите, да? Обед скоро.

Старцы двинулись к Андрейке, но тут Алексий выпалил:

— Ой! Погодите! Я чего, я вот чего: дядя Мансур!

Смуглый едва заметно поморщился, но парнишка затараторил:

— Вы про людей сказали, а погода-то вон какая жаркая! Чуть солнце встанет, они и потянутся! Им бы только купаться! — Он заметно смутился и, запинаясь, закончил: — Это… Помешают же… Или ничего?

— Чего, — кивнул Мансур.

— Голова, — оценил Аникей.

— Будет толк, — согласился Тимофей. — Ну что, Аника, давай туман наводить. Белый, самый плотный.

— На озеро и на подход, — уточнил Аникей.

Водяные вскинули руки к светлеющему небу, замерли, потом закружились, словно в медленном-премедленном танце, постепенно опуская руки и неразборчиво приговаривая что-то.

Плотная молочно-белая пелена накрыла Божье озеро, язык тумана протянулся и к тропинке, ведущей от дороги. А все пятеро оказались в большом пузыре чистого, прозрачного воздуха, невидимом снаружи.

— Хорошо, — одобрил Мансур. — Молодец, Алексий, джигит! Теперь иди туда, не пускай никого. Говори, озеро чистим-шмистим, нельзя купаться. Говори, после обеда приходите. Карантин-шмарантин, э?

Юноша кинулся исполнять, а старики водяные придвинулись вплотную к дрожащему — от чувств, но и от холода тоже — Андрейке. В этот момент солнце выглянуло из-за горизонта, и джинн тихо сказал:

— Пора.

— Вот что, домовик-жировик, — сказал Аникей. — Учить нам тебя нечему, это уважаемый джинн немного преувеличил.

— Ага, — подхватил Тимофей. — Учить не станем, зато сделаем так, чтоб тебе в воде было как на суше. Стань-ка спокойно, расслабься, руки убери, что мы, срама не видели, что ли?

Андрейка повиновался.

— Ого, — прокомментировал Аникей.

— Ну… — произнес Тимофей. — Да. Знаешь, лучше садись прямо на песочек. А мы всё сделаем.

Жировичок покорно сел. Водяные направили на него руки с растопыренными пальцами и принялись бормотать. А джинн негромко заговорил.

— Андрюша-джан, — сказал он, — кто-то скажет тебе: «Ничего не бойся». Это глупый лжец, его не слушай, меня слушай. Бойся. Там, — Мансур махнул рукой в сторону озера, — страшно, да. Знай. Бойся. Не будешь бояться — пропадешь, да? Кто не боится, тот сам глупый, глупые пропадают, да?

Андрейка попытался кивнуть.

— Молодец, — оценил джинн. — Не глупый. Как бояться, знаешь? Вижу, знаешь. Надо правильно бояться! Понял? Туда-сюда не бойся, прямо бойся, себя помни, да? Слушай, Андрюша-джан, там, — теперь джинн показал на озеро движением подбородка, — что-то есть. Какой-то хурда-мурда. Может, на дно сядешь, увидишь сразу. Отцы тебе фонарь приделают, прожектор знаешь? Мужчина! Хватай хурда-мурда, плыви к нам, да? И все! А может, там кто-то драться будет. Бить тебя будет, кусать будет. Или шпарить будет… как это… кипятить, да? Или холодить. Э, отцы тебя защитили! Сам кусай! Увидишь хурда-мурда, хватай, плыви к нам, да? Никакой разницы! Ты, главное, правильно бойся, смотри там туда-сюда, кто кусать будет, ты кусай первым, не будь как ишак.

«Вы, русские, — хотел добавить Мансур, — ишаки и есть. Вас в кровь искусают, тогда сами кусаться начинаете. Сильно кусаетесь, да, только зачем ждать, когда тебя покусают? Совсем не надо ждать, кусай первым!»

Но говорить этого джинн не стал, а сухо пояснил:

— Хурда-мурда будет кубик. Или шарик. Вот такой. — Он развел руки на ширину Андрейкиных плеч, точно скромный, почти правдивый рыболов. — Красивый, мм, да! Светится. Кубик. Я так думаю.

— Мансур, — оторвался от дела Аникей, — а все-таки откуда ты все это знаешь?

— Э… — махнул рукой джинн.

— Пока все, что он говорит, сбывается, — вполголоса заметил Тимофей.

— Не спорю, — отозвался Аникей.

— Может, угадал. Может, ошибаюсь, — как будто извиняясь, сказал Мансур.

— Ха! — хором произнесли водяные.

Мансур пожал плечами и замолчал. Старцы возобновили бормотание, сопровождая его пассами над Андрейкой.

— Дяденьки! — Это прискакал Алексий.

Как молодой пес, подумал жировичок, внезапно ощутивший себя старым-престарым. Тоже мне Алексий — Леха он, просто Леха…

— Дяденьки, — доложил паренек, — там дерево поваленное валялось, так я его притащил, положил поперек, а то джип какой поедет, джип-то я не остановлю! А народу пока не было, только этот показался, Василий, ну заместо которого я в пруду-то! И в ДЭЗе тоже! Я на него цыкнул, вот так вот, — Леха смешно ощерился, — он и того, дальше почухал! Послал меня, конечно, но так, для виду, а сам-то, видать, застремался!

Водяные переглянулись, а Мансур сказал:

— Мужчина! Теперь не мешай отцам, слушай. Иди сторожи. Молодец.

Леха умчался в туман.

Солнце, казавшееся сквозь пелену маленьким размытым белым диском, выползло на небо полностью, и Аникей произнес:

— Ну что, кажись, закончили?

— Закончили, — подтвердил Тимофей.

И водяные провозгласили хором:

— Встань! Войди в воду! Верь!

Никаких изменений в себе Андрейка не почувствовал, лишь, может быть, полегче стало: не бросят. И будь что будет. Снова навернулись слезы на глаза.