Бестиарий

Джо счастливо ворковал, ползая по травке, возводил стены и башни из разноцветных и легких пластиковых кубиков. Бет знала: все матери считают своих малышей исключительно талантливыми и сообразительными, тем не менее ее впечатлила солидность и дизайн крепости (в том, что это именно крепость, не было никаких сомнений), которую строил Джо. Как раз сейчас он возводил еще одну башню, и из-за того, что все сооружение стояло на неровной земле, казалось, она вот-вот обрушится. По выражению серо-голубых глаз Джо было видно, что и он тоже это понимает. Чемп прекратил патрулирование, развернулся, взял в пасть большой красный кубик и затрусил к малышу. Джо вставил его в основание башни.

Ну какой другой ребенок, восхищенно подумала Бет, сообразил бы такое? Уже не первый раз она подумывала о том, что, может быть, стоит проверить IQ сына. Наверное, они просто не согласятся, ведь Джо еще слишком мал.

На листы бумаги, лежащие у нее на коленях, села большая жирная муха, Бет сердито прогнала ее щелчком. Солнце начало садиться за горные хребты Санта-Моники, в каньоне за домом сгущалась тьма — словно чернильное пятно расползалось по густому кустарнику и вечнозеленым карликовым деревьям. Бет сделала большой глоток чая со льдом. Вытерла пальцы о хлопчатобумажные шорты и снова взялась за чтение.

«Я попал в это место по велению Божьему, но так и не добился (заслужил) его милости. Голос Петра слышал я, как слышали его многие другие. Никогда не встречал я святости (благочестия), не слышал и не видел ее, до того дня на полях. Петр уговорил всех нас отказаться от раздоров, споров и погубления братских христианских душ, он умолил нас обратить все мысли к Спасителю и священным местам, где некогда ступала Его нога, местам, которые были осквернены неверными сарацинами».

«О боже, — подумала Бет, — неужели это возможно? Неужели это письмо является не чем иным, как одним из первых рассказов паломника или крестоносца о походе в Святую землю?»

Петр, насколько она понимала, — это святой Петр. Но это также мог быть легендарный Петр-отшельник, бородатый анахорет, явившийся в конце одиннадцатого века и всколыхнувший большую часть Европы призывами послать в Палестину крестоносцев и отобрать эти земли у неверных. Если это так, тогда автор этого письма наверняка говорил на французском, родном языке Петра-отшельника. Вопросов становилось все больше, личность автора — все значимее: он превосходно владел латынью и писал на ней, он создавал цветные иллюстрации такой красоты и выразительности, что просто захватывало дух. Мало того, теперь получалось, что он был еще и искателем приключений, человеком действия. Бет все больше склонялась к мысли о том, что имеет дело с человеком уровня Челлини, Караваджо или Микеланджело. Не с книжным червем, который редко покидал монастырские застенки, но с художником, мастером высочайшего уровня, далеко опередившим свое время.

Если ее выводы о Петре-отшельнике верны, тогда и время можно определить с большой степенью точности — в 1095 году Петр, только что вернувшийся в Рим после путешествия по Святой земле, попробовал заручиться поддержкой Папы. И где бы он затем ни появлялся, везде пробуждал религиозный трепет и в равной степени жажду крови. Ездил он верхом на муле в длинной сутане, подпоясанной толстой веревкой, его выходили встречать толпы, и он рассказывал этим людям страшные истории о том, как нападали неверные на христиан, осмелившихся совершить паломничества в Иерусалим. Он призывал ангелов, чтобы подтвердить эти свои слова, а говоря, рыдал и бил себя кулаком в грудь, где висел большой крест, — бил до тех пор, пока не начинала идти кровь. Он воспевал святость таких мест, как гора Сион, знаменитая оливковая роща; и Папа Урбан II принял его, как и тысячи других простых людей, за посланника Божьего.

«Слышал я также и указы святого отца, где он обещал простить паломникам все прегрешения (смертные грехи) и не преследовать их за преступления или нападения на неверных».

Бет улыбнулась. Неужели ее герой оправдывается? Неужели и он, подобно другим горячим головам, совершал какие-то серьезные проступки?

«Кроме того, против солдата Христова нельзя совершать насилие, иначе виновный будет предан анафеме».