Бестиариум. Дизельные мифы

– Откуда ты знаешь модель? Хотя – без разницы. Знаешь, почти всегда ты говоришь совсем не как маленькая девочка.

– Мне тридцать один год, Хайден Ниссен. Пора бы поумнеть.

– Что ты такое?..

– Кровь и органы йит намного увеличивают время жизни. И стареем мы медленнее, чем это происходит у людей. Мозг большей частью человеческий, так что я понимаю настроения и мотивы, и часто – даже чувства, которые есть человеческая болезнь от незнания. Поэтому мне давно нужен такой, как ты.

– Зачем?

– Ты можешь говорить с машинами. Множество дверей открывает власть над роботами. Можно вершить смелые дела!

– Пока Корпорации не засекут и не сдадут ми-го.

– Твой брат ошибся, не сдав тебя ми-го. Радуйся! Тебе подарили жизнь! Забудь о Корпорациях, Хайден. И вытащи меня отсюда.

– Тебе не нравится приют?

– Не нравится. Распорядок, дисциплина… Мне скучно, Чтец. К тому же у меня с ми-го свои счеты. Скажем так, они увлеклись, перекраивая меня.

– Я бы на твоем месте не жаловался.

– Почему? – Глаза девочки, синие, глубокие, смотрели с нескрываемым интересом.

– Ты… симпатичная.

Дмитрий Дзыговбродский НОЧНОЕ ЛИБЕРТАНГО

Седьмой палец на левой руке болел нестерпимо.

Остальные болели тоже, но этот выделялся особо.

Не помогли ни темно-серые таблетки, купленные за полдоллара в привокзальной аптеке, ни простейшее заклинание, которому Астор научился при дворе Глааки. Таблетки оставили только горькое послевкусие. А заклинание пятого тома «Откровений Глааки» пропало втуне, ничуть не уменьшив боль в суставах. Зато вывернуло наизнанку – Астор еще с полчаса отплевывался мутной желчью. Умения Древних плохо давались людям, что бы ни рассказывали адепты Глааки – тем более что Астор никогда не был прилежным учеником в чем-то ином, кроме музыки. Да и вполне возможно, что на «подарок» заклинания подействовать не могли. Не действовали же они на «загадочную бутылку».

Всё, что касалось Древних, было неизменно и непостижимо – и людям оставалось только смириться. Без возможности повлиять или изменить. Этот мир больше не принадлежал человеческой расе. И то, как люди вплотную подобрались к пределу, за которым они бы могли всерьез конкурировать с силами природы, осталось в далеком и туманном прошлом. Только старые запрещенные исторические книги напоминали сухими строками о победах и поражениях, успехах и неудачах – о долгом пути человечества к роли хозяев этого мира. О пути, который уткнулся в тупик – в пришествие Древних.

Рио встретило Астора дождем и удушливым запахом гниющей рыбы, когда он вытерпел последние километры монотонного перестука железной дороги и спрыгнул на глинистую насыпь. Музыкант без сожаления покинул старый рассохшийся товарный вагон, стены которого не защищали даже от ветра, что уж говорить о бесконечном и однообразном ливне. Ненастье преследовало Астора от самых границ Бразилии – без молний и даже без грома. Просто бесконечная занавесь дождя – сырая одежда, хлюпающие башмаки, разваливающиеся в пальцах галеты, промокший чехол бандонеона, даже бензиновая зажигалка не с первого раза рождала крохотный огонек.

Астор устал от дождя.

Всё прочее утомило тоже. Но дождь изливался из низкого неба здесь и сейчас. А прочее было далеко – за двумя границами, одним океаном и тремя годами.

Он устал от болей в суставах левой кисти. В каждом пальце по семь фаланг – и как на удивление мучительно и долго может болеть каждый палец. Даже странно – темно-зеленая с синими прожилками кожа, морщинистые бородавки, окруженные серыми кожистыми кольцами, плотные перепонки между последними фалангами – кисть более всего походила на часть тела глубоководных, но при этом жутко не любила сырость и дождь. А на севере, там, где дожди давно стали редкостью и посреди континента расползлась Среднеамериканская пустыня – резиденция Хастура, – левая рука беспокоила редко. Но здесь, в царстве бесконечного дождя и сырых ветров, она одаривала болью каждую минуту, не позволяя забыть о «подарке» Глааки любимому музыканту.

В какой-то степени Древний поступил милосердно, когда Астор попросил отлучить его от двора. Мог бы просто превратить в слугу – зомби, налитого от края до края ядом, – и выпустить на волю, бесконечно бродить вдоль русла Северна в компании таких же неприкаянных, озлобленных – и вечно живых. А вместо этого Глааки просто отпустил музыканта.

Ну, почти просто…

И теперь Астор старался не смотреть на левую руку. Был бы чуть смелее – отрезал. А так приходится терпеть. Тем более что музыкант не был уверен, что не отрастет вновь. Он уже видел подобное и знал, что от «милости» Древних так просто отказаться нельзя.

День уже почти закончился. Над горизонтом сквозь лохматые, изорванные ветром тучи проглядывалось мутно-оранжевое пятно. Солнце уходило за далекие зубчатые, изъеденные дождями скалы.