Бестиариум. Дизельные мифы

Я всегда робел в его присутствии, но считал, что это обычная робость подчиненного перед высоким начальством. Когда же майор пояснил, что в чернильнице не краска, а кровь, и что значки, которые он чертит на пушках, нужны для улучшения технических характеристик орудий, я решил, что это, скорее, естественные опасения нормального, здорового человека, находящегося рядом с сумасшедшим. И только когда я увидел, как береговая батарея один за одним кладет снаряды прямехонько во франтовато гарцующий на волнах немецкий линкор, сама же при этом оставаясь неуязвимой, я начал испытывать к странному энкавэдэшнику уважение, круто замешанное на мистическом ужасе.

Я никогда раньше не видел тяжелый крейсер в атаке. Закованный в броню, «Адмирал Шеер» голодной акулой сновал вдоль берега, нещадно забрасывая крохотную батарею снарядами всех калибров. Серо-стальной клинок крейсерского носа мягко вспарывал волнующееся море, на две стороны раскидывая беспокойные волны. Даже незыблемый горизонт исполнял странные пляски, выкидывая такие финты, что к горлу сама собой подступала горькая рвота. Корабль оставался единственным островком стабильности в изменчивом водном мире.

«Адмирал Шеер» бил со всех стволов – привычно, уверенно, невозмутимо. Именно здесь я впервые ощутил, каков на вкус настоящий страх – горький, солоноватый, точно смесь пороха с кровью. Взметалась белесыми столбами вода, берег покрывался воронками, точно язвами, люди глохли от близких разрывов… но батарея держалась. Не просто держалась, а огрызалась так яростно, как огрызается маленький зверек, насмерть бьющийся с превосходящим его по силе врагом. Два парохода и крошечный сторожевик «Дежнев», силы которых не шли ни в какое сравнение с немцем, по-прежнему оставались на плаву, то и дело посылая в сторону «Шеера» ответные залпы. И я, сперва испуганно молившийся и проклинавший командира за то, что тот затащил меня в самое пекло, теперь с любопытством поглядывал на Баруха Фишбейна – он бесстрашно стоял в полный рост и пристально разглядывал немецкий корабль своими чудными очками…

Не знаю, как среди пушечной канонады можно услышать негромкий треск, однако Фишбейн услышал. Впервые с начала обстрела майор спрятался за укреплениями, присев на корточки. Растягивая горловину ранца, он тащил из него какой-то громоздкий прибор – тяжелую продолговатую коробку, длиной в три ладони. На черной металлической поверхности, изрисованной уже знакомыми мне угловатыми рунами, располагались непонятного назначения кнопки и тумблеры. Майор тут же принялся активно их выкручивать, что-то нашептывая в круглую решеточку внизу коробки. Со стороны могло показаться, что он тихо ругается себе под нос, но я уже понимал, что Фишбейн не из тех людей, что расходуют силы на бессмысленные действия. Каждое оброненное им слово имело вес и скрытый смысл, я чувствовал это, даже не понимая языка, на котором говорил майор. К тому же веяло от них какой-то жутью: гортанные звуки и ритмичные пощелкивания намекали, что язык этот предназначался не для человеческого горла.

Идущий от прибора неприятный шум то усиливался, то пропадал вовсе, то становился совсем уж нестерпимым. Но каково было мое удивление, когда трескучее шипение вдруг превратилось в глухой человеческий голос, идущий словно из-под земли. На сборах в Красноярске я, конечно же, видел радиопередатчики, да и здесь, в Диксоне, несколько раз посещал рубку связистов. Но даже предположить не мог, что радиостанция может быть такой маленькой, а между тем вот она – зажата в бледной руке товарища Фишбейна. Прикладывая маленькую радиостанцию к уху, майор отрывисто кричал в нее:

– Шаман, как слышите меня?! Шаман, прием! Рыба на связи!

– Рыба, это… ман… – голос то и дело прерывали громкие хлопки и резкий стрекот на заднем фоне. – …ас атакуют… дящие силы… тивника… Как… но?.. ием!

– Шаман, вас понял! Держитесь, помощь скоро будет! Конец связи!

Майор резко выкрутил тумблер, и прибор замолчал. Переваливаясь, точно раскормленный тюлень, к нам подполз Гудзь.

– Товарищ майор, что там у них происходит? Какие превосходящие силы противника? Откуда?!

– Боюсь, что наши подопечные пытаются сорвать операцию… – На холеном майорском лице не дрогнул ни единый мускул. – Только это сейчас не главная забота, товарищ Гудзь. Десант пошел…