Бестиариум. Дизельные мифы

Я нырнул в теплый свет фонарей Внутреннего Лондона. Через несколько кварталов шум турбин стал практически неслышим, а воздух наполнился благоуханием осенних запахов. По тротуарам прохаживались богато одетые джентльмены, выгуливающие своих прекрасных леди. То тут, то там я видел знакомых и, не останавливаясь, махал им рукой. Они кивали в ответ.

Наконец я выехал в Мэйфейр, а там и до дома рукой подать. Его уже видно. Мощная железобетонная конструкция возвышалась на фоне низкорослых зданий Стрэттон-стрит. Это был первый тридцатиэтажный жилой дом в округе, но сейчас строились и другие, некоторые еще выше. Мы купили квартиру в нем пять лет назад – вернее, тогда это были еще не «мы», а «я». Я как раз собирался улетать из фамильного гнезда, и отец по своим каналам разузнал об этом доме еще до того, как заложили фундамент.

В доме всего десять квартир, но они очень удобны. Трехэтажные, фешенебельные апартаменты. Каждая квартира уникальна, например, нашу проектировал сам Маргитт, уже смертельно больной. В ней немного комнат, зато они большие и просторные, никакого сюрреализма Рене в нее не вложил – всё просто и удобно. Квартиры других жильцов тоже разрабатывали известные художники и архитекторы.

Увидев меня, привратник в красном пиджаке с позолоченными пуговицами приложил палец к козырьку фуражки и приказал отогнать мой мотоцикл в гараж.

– Благодарю вас, Ричард, – сказал я. Он открыл дверь, всё еще держа руку у фуражки. Я не стал вызывать лифт, а вбежал домой по мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой. Мы жили на втором, а вернее – на четвертом этаже. Первые три занимала чета сэра Малькольма Уоллеса, одного из финансовых воротил Сити.

Анна-Мария встретила меня в воздушном белом платье и легких кожаных сандалиях. Она сразу поцеловала меня в губы и, смеясь, прогнала мыться в ванну, которая была уже полна теплой ароматной пены.

Когда я смыл дорожную пыль и, переодевшись в домашний костюм, вышел в гостиную, ужин был уже на столе, и Анна-Мария сидела на своем обычном месте, закинув голову и разглядывая что-то на противоположной стороне улицы. Я посмотрел на ее подбородок, на белую кожу, похожую на нежнейшую азиатскую ткань.

– Ты заметил, какую любопытную вещицу я приобрела? – сказала Анна-Мария. Моя жена любит прогуляться по здешним лавочкам – пожалуй, в мое отсутствие это ее единственное развлечение. Но новой вещицы я не заметил.

– Ну, вот же, смотри! – Анна-Мария выпорхнула из-за стола и, крутанувшись так, что ее юбка раздулась и приятно зашуршала, опустилась ко мне на колени.

– Вот! – Она указала на глубокий вырез на платье. Ах, вот она, обновка! Небольшое колье из зеленоватого металла с круглыми полосатыми камнями. Один из камней поворачивался туда же, куда в эту минуту смотрела Анна-Мария.

– Приятная вещица, и очень тебе идет, – сказал я. Впрочем, моей супруге всё идет.

– Забавная, правда? Говорят, его сделали глубоководные существа со дна Атлантики. Здорово? – и Анна-Мария заливисто засмеялась. Остановившись, она сказала с серьезным лицом:

– Без тебя тут была жуткая тоска. Заходили Уолфорды, водили меня по каким-то унылым вечеринкам. Элизабет приглашала в синематограф на картины с плохим концом. Братец Уилбор водил на скачки, и я проиграла десять фунтов – но это было даже занятно. А вчера, представляешь, я столкнулась в лифте с лордом Керрингтоном, а он со мной даже не поздоровался.

– Как это может быть? – удивился я. Старина Керрингтон – наш давний приятель, мы с ним знакомы тысячу лет, и это я, я подбил его купить квартиру рядом с нами. Он был джентльменом до мозга костей – неужели и он поддался этим новым хамским веяниям? Я встал.

– Так нельзя! – возмутился я. – Ведь что отличает нас от них? Что отличает джентльменов Внутреннего Лондона от народа с той стороны Фильтров? Огромные состояния? Нет, совершенно нет! Огромные состояния можно заработать и тут, и в Манчестере, и в Саффолке, и даже в самых грязных трущобах – везде можно сделать миллионы фунтов. Было бы желание! Знаешь, что нас отличает?

– Что же? – Анна-Мария подняла бокал, я налил ей немного вермута и положил маслину.

– Нас отличают хорошие манеры, только они. Культура и хорошие манеры. Убери культуру – и вся наша аристократия обернется пшиком, не более того, – я налил себе немного виски со льдом и выпил.

Анна-Мария опять засмеялась.

– Давай лучше танцевать! – Она подскочила к граммофону и поставила какую-то новомодную пластинку. Зазвучала труба, и Анна-Мария уже почти вытащила меня на середину комнаты – хотя я с удовольствием бы остался за столом и посмотрел, как танцует она, – но вдруг включилась и зашипела единственная безвкусная вещь в нашем доме, казенный радиоприемник. Имперские законы обязывали всех поставить именно такие, страшные серые коробки.

– Неужели уже девять часов? – спросила Анна-Мария. Я пожал плечами.

– Внимание, внимание! – сказало радио низким мужским голосом.