Бестиариум. Дизельные мифы

Он крутнулся на месте и помчал в нужном направлении. Каблуки громко стучали по мраморному полу, а спину жег взгляд Туры. Ну конечно, он помчался прямо к ней! Он всегда бежал прямиком к ее окошку. В следующий раз он непременно пригласит ее на чашечку кофе. Хотя нет, «на кофе» можно понять превратно. На концерт «Шальной братвы»? Нет, увидит его с контрабасом на сцене и подумает, что он хочет зарисоваться – совсем нескромно. Сводит ее в кино! Да! Как раз не за горами премьера «Человек-волк: история о разбитом сердце». Главное, пробиться сквозь ее защиту и не получить по морде. Крутая девочка, ничего не скажешь… А вот и нужное окошко.

– Чем могу быть полезен? – ухмыльнулась ему лысая рожа в очках.

Уродец Мортимер, Ктулху бы побрал. Джерри скривился и поежился – он не мог не обращать внимания на ужасные прыщи, прятавшиеся в усах клерка.

– Неважно себя чувствуете, господин Дункель? В прошлый раз вам тоже нездоровилось, – всё так же лыбясь, проворковал Мортимер.

– Да, Морти, не очень. Мне нужен синхронный переводчик для ночных мверзей.

– Бумаги?

– В порядке. – Джерри достал из кармана измочаленные листы и просунул их в щель под стеклом. – Извини, не было возможности возиться с папкой.

Бормоча что-то про «подтереться», Мортимер расправил накладную, дунул на штамп и грохнул по бедной бумажке.

13:12 p. m.

Закуриваю. Пепельница у входа в Бюро щетинится окурками моих сигарет. Стою, прислонившись к стене. Взгляд лениво плавает по выпуклостям и впадинам моего любимого Понти – так я называю свою колымагу. Наверное, мог бы таращиться на нее вечно – таращиться и медитировать с сигаретой в зубах. Хотя лучше бы я сейчас сидел дома напротив кровати и медитировал на задницу Туры.

Итак, заберу этого мастера мверзейших словес, и в Крайслер-билдинг, к моим «друзьям» – разговоры говорить. Ночные мверзи настояли на том, чтобы переговоры между ними и людьми проводились через их старшин, а эти крылатые твари прятались в штабе. Крайслер… Помню, как я надрался, когда узнал, что мэр О’Двайр подарил это прекрасное здание мверзям.

Очень надеюсь, они что-то знают. Не приведи Ноденс, чтобы эти твари оказались виновны… Тогда нам всем крышка.

Ребята в Бюро не спешат. Ясное дело, важные птицы – без них сейчас никуда. Если этот мудак не появится в течение десяти минут, придется открывать новую пачку. Руки буквально чешутся – спичит взять в руки четырехструнного друга и дать волю пальцам, отпустить вожжи фантазии. Или еще лучше: мы с ребятами, все вместе, на сцене «Дохлого Джонни», а публика ловит каждый звук… Почему они копаются так долго? Уже и плюху от Туры получил, и радио послушал, и помечтал, и покурил, покурил, а потом еще раз покурил… Эта работа меня угробит.

Как раз на мысли о гробах скрипнула дверь, и на улицу вышел пижон в черном – широкополая шляпа, длинное пальто, пояс развевается позади, лакированные туфли. Переводчики всегда походили на гробовщиков.

Он остановился и принялся озираться вокруг.

– Эй, Мак!

Парень перестал вертеть головой и, как марионетка, повернулся на месте. Тощий, как скелет, и совсем еще молодой. Безупречно белая рубашка, черно-синий галстук с приятным золотистым отливом. Стильный пижон!

– Детектив Дункель?

– Точно.

– Владимир Щекавица.

– Щекав… Это польская фамилия?

– Украинская, – скривился франт.

– Коммунист?

Щекавица уставился на меня, словно я выплеснул ему в лицо стакан холодной воды. Я засмеялся.

– Расслабься, парень, просто шучу. Топлю лед, сечешь?

Щекавица выдавил подобие улыбки. Надменный олух. Но он мне нравился. Сработаемся.

Когда мы подходили к машине, я услышал, как изнутри надрывается рация. Подскочив к двери, я ввалился внутрь.

– Дункель слушает.

Щекавица пялился на меня, как на неизвестное науке животное.

– Еду, – буркнул я и щелкнул переключателем. Повернулся к переводчику. – Щек, придется нам покататься. Кстати, Владимир… Сокращенно будет Влад?

– Да.

– Так же Дракулу звали. Ты, случаем, не из Карпат будешь?

2

Сверкали мигалки, выл гудок – старенький «Понтиак» мчался лабиринтами Бруклина что было мочи. Хмурые чернокожие провожали Дункеля тяжелым взглядом.

Притормозив возле Проспект-Парка со стороны Оушен-авеню, детектив выскочил на улицу. Владимир тоже вылез из машины.

– Я с вами.

Дункель смерил его взглядом и пожал плечами.

– Как знаешь. Под ногами не путаться, глупых вопросов не задавать. Усек?

– Усек, – сказал Владимир и положил в рот пластинку жвачки «Риглис». Хмыкнув, Дункель закурил и, махнув Владимиру – мол, за мной, – двинулся в сторону неизбежного сборища зевак.

Желтая лента окружала площадь в пять квадратных метров под большим развесистым дубом. Знакомые лица мрачно смотрели на темный силуэт на земле. Подойдя ближе, Дункель устало вздохнул: на траве растянулись вещи, явно принадлежавшие молоденькой девочке; из одежды серыми змеями торчала кожа ног, рук. Волосы веером рассыпались вокруг лица, походившего на непропеченный блин. Жидкость на темной коже поблескивала черным бисером.

– М-да, – сказал Дункель.

– М-да, – отозвался Полхаус и промокнул платком вспотевший лоб.

Дункель выпустил дым и поднял голову.