В десятке километров к западу – гора, за ней – Воздвиженск. Больше вокруг нет ничего. Лишь бесконечные поля, насколько хватает глаз. Кое-где вьются грунтовые дороги. Но ни одна не ведёт к возвышенности, где мы остановились. А трассу я давно потеряла из вида. Может, потому, что машину ни разу не тряхнуло. «BMW 603Ci», кроссовер – а шёл как внедорожник. Умелое вождение… либо я всё это время летела в облаках, пьяная от одной лишь мысли, что он рядом…
– Приехали.
Щёлкнула ручка двери со стороны водителя.
Моя не поддалась.
– Помочь?
Спина вжалась в кресло, ноги напряглись. Теперь-то уж касания не избежать…
Нет. Лишь волна тёплого воздуха вдоль руки, успевшей отдёрнуться. Проклинающей себя за это…
Пока лихорадочно соображала, что сказать, дверь распахнули. Уже снаружи.
Протянутая рука оказалась надёжной, как стальной поручень, пусть и тонкий.
Светский лоск – и детская непосредственность. Сплав, сводящий с ума.
Ноги до колен утонули в траве – жёсткой, выгоревшей. Земля сухая насквозь, шпилька может провалиться в трещину… Вот и повод не отпускать руку.
Да, выйти стоило. Небо больше не отсекает крыша машины. Вокруг – мир, наполненный голубым (чистейшее небо), зелёным (рисовые поля), золотистым (пшеничные) … Над горизонтом – оранжево розовеющие облака, что скоро растворятся в закатном зареве.
Нестерпимая красота. Плакать хочется.
– Красиво?
– Очень.
– Далеко смотришь.
Вздох застрял в горле. Пальцы впились в руку Тига.
Под ногами – бездна. Едва ли не глубже неба. Каменистая отмель – и тёмная вода до центра поля зрения. Дальше – вновь золотистые и зелёные прямоугольники.
Десять сантиметров до носков туфель. Капот – вровень. Значит, до колёс – полметра.
Справа чуть меньше. До меня. А вот на чём стоит Тиг… Подошвы щегольских сандалий на примятой траве… да есть ли под ней ещё земля?
Эльф. У Толкиена ходили через реку по натянутой верёвке не толще тетивы. Не балансируя.
Потянула его руку к себе, обеими прижала к животу.
Не двинулся с места. Глаза ждущие.
– Отойди лучше. Вдруг оползень…
– А сама не боишься?
– Нет. Ни высоты, ни глубины.
– Никакой?
– Никакой.
– Даже этой?
Ему не пришлось наклоняться. Как и мне – закидывать голову. Подогнувшиеся колени уравняли обоих в росте… и губы оплели друг друга – как могли бы пальцы рук в жаркой схватке на рычаге управления… взаиморастворение – в жажде ещё более тесного единения… ещё исступлённей, ещё глубже, в давно уже безвоздушном пространстве…
Тиг оборвал поцелуй – так и не ставший влажным из-за сжигающего нас жара. Хрипло приказал:
– Пошли в машину.
Вот она, сталь, её просто не могло не быть под толстым слоем обаяния а-ля герой Крапивина. Не мальчишка – воин. Совершающий головокружительный путь по ассимптоте, чья середина прошла через узловую точку этого богом забытого городка. Пауза изгиба вот-вот перейдёт в вертикальный взлёт в плюс-бесконечность – но прежде… пусть случится всё, что можно.
Дверь не захлопнулась. Закрыть некому. Словно связанные проводами под током, тела бросило на спинку кресла. За руками, прожигающими так, словно нет одежды, под кожей устремилась вязкая волна тепла, тёмный огонь глубоко внутри выбросил первые лепестки. Искать вслепую… лишь бы не разъединились губы…
Его пальцы сжали мои у самой цели.
– Не надо… я и так на пределе…
– Но…
– Просто дай мне…
Почти всё снял сам. Не то ни на блузке, ни на рубашке не осталось бы пуговиц. А с молнией на джинсах не справиться – дрожь вывела руки из-под контроля. Последнее, что смогли – обвиться вокруг его шеи, намертво зафиксировав себя ногтями где придётся. Глаза перед глазами. Раскрытые вздрагивающие губы. Горячечное дыхание… По спинке вниз до упора… Колени настежь… Ну же…
Он мотнул головой. Выдох сложился в шёпот:
– Только не так… не сразу…
Если захотел не сегодня… как давно он ждёт? Как мог сдерживать себя весь последний час, чтоб ни взглядом, ни касанием… Как может сейчас? Как может он – когда уже не могу я?!
– Пожалуйста…
Ответ – нет. Что означает лишь максимально полное «да». Не словами.
Не подчиняет. И не просит подчиниться. Лишь руки раз за разом властно-бережно отрывают льнущее тело, укладывают обратно, погружая в плавкий слой ослепительной, неразумной радости… Один запах кожи – нежной, прозрачной, сплошь в веснушках, как моя – способен поднять в нирвану. Чистый, тёплый, яркий, бесконечно родной – звучащий в полную силу теперь, когда влажная кожа растворила остатки утреннего парфюма, сохранив лишь грейпфрутовые и табачные нотки… ах да, он же курит… но как, как губы могут быть такими свежими и естественно сладкими… невозможно…
Вскоре, как спутник в тень планеты, невесомая нежность ушла в резкую настойчивость. Обморочная распластанность где-то над землёй… от конца до края… без того и другого… но эти же вдохновенные руки не дают полного забытья, жёстко пресекая попытки сойти с плато. Как в пытке оргазмом… если б они не вспыхивали через почти равные промежутки, как огонь на маяке – флуоресцентно ярко… мучительные, как схватки…