Бестия / Поцелуй дочери канонира

Ганнер Джонс надул щеки, втягивая воздух, плечи медленно поползли вверх. Удивления больше не было. Скорее, он выглядел виноватым, хотя это мало что значит. Уэксфорд понимал, что так ведет себя человек, не приученный к откровенности. Он уперся в Уэксфорда остекленевшим взглядом, затем в нем мелькнула растерянность, и Джонс отвел глаза.

— Я был в Девоне, в Плаксэм-он-Дарте, — сказал он. — Вам, наверно, не сказали. Рыбачил.

— Нам не удалось отыскать подтверждения вашим словам, что вы провели там одиннадцатое и двенадцатое марта. Назовите мне человека, который подтвердил бы это. Вы сказали, что в руках не держали оружия, мы же выяснили, что вы состояли в Стрелковом клубе Северного Лондона и имеете сертификат на владение двумя видами огнестрельного оружия.

— Да это же просто шутка, — ответил Джонс. — Бросьте, вы что, правда, не понимаете? Вот смеху-то — в глаза не видеть оружия и прозываться Артиллеристом!

— Должно быть, у нас с вами разное представление о смешном, мистер Джонс. Расскажите мне о письме, которое вы получили от миссис Гарланд.

— О каком именно? — спросил Джонс. И тут же продолжил, словно вопроса и не было: — Да это неважно, оба они об одном. Она написала мне три года назад — я только что развелся тогда со второй женой, — убеждая меня, что нам с Наоми нужно снова сойтись. Откуда она узнала о разводе, не знаю, может, сказал кто-нибудь из знакомых, у нас ведь были общие приятели. Написала потому, что теперь, «когда я свободен» — это ее выражение, — ничто не мешает «воссозданию нашего с Наоми брака». Знаете, что я думаю? В наши дни люди пишут письма только тогда, когда боятся говорить по телефону. Голову кладу. Она знала, что я отвечу, если она позвонит.

— Вы написали ответ?

— He-а, приятель, нет. Отправил ее письмо в мусорное ведро. — Джонс лучился довольством от собственной хитрости и изворотливости. Ну чисто театр пантомимы. Хотя не исключено, что сам он об этих своих способностях и не догадывается. Как не догадывается и о том, насколько пройдошистый у него вид, когда лжет. — А примерно с месяц назад, может, чуть больше, получил другое, такое же. Отправил следом за первым.

Уэксфорд расспросил его о рыбалке, об умении обращаться с оружием. Он шел тем проторенным путем, как в первый раз, когда спросил его о письме и получил такие же уклончивые ответы. Довольно долго Джонс отказывался говорить, где именно он остановился в Йорке, но под конец сдался, сердито признавшись, что у него там приятельница. И даже назвал имя и адрес.

— Но больше бросаться с головой в омут я не собираюсь.

— На сегодняшний день вы не были в Кингсмаркхэме практически восемнадцать лет?

— Точно.

— А в понедельник, тринадцатого мая прошлого года, по случаю?

— Ни в понедельник, ни по какому другому случаю.

День уже клонился к вечеру и к хорошему ужину — прошло добрых два часа после проглоченных за обедом пары сандвичей, — когда Уэксфорд попросил Джонса подписать показания и неохотно признался самому себе, что должен отпустить того с миром. Оснований к задержанию у него не было. Джонс уже начал поговаривать, не «пригласить ли сюда адвоката», похоже, дабы показать Уэксфорду, что больше знает о преступлениях по американским телесериалам, чем по опыту. А может, просто снова начал играть.

— Теперь, коль скоро уж я здесь, стоит подумать о свидании с дочерью. Что вы на это скажете?

Уэксфорд сдержанно ответил, что эту проблему решать не ему. Сказать, что мысль Джонса пришлась ему по душе, не скажешь, но повредить Дэйзи это не может. В усадьбе полным-полно полицейских, в конюшне — тоже полна коробочка. Он позвонил Вайну, предупредив его о намерении Джонса.

На деле Ганнер Джонс, который приехал поездом, на нем же вернулся в Лондон обратно, благосклонно приняв предложение полицейских подбросить его до железнодорожной станции в Кингсмаркхэме. Уэксфорд же продолжал ломать голову над дилеммой, действительно ли Ганнер Джонс бесконечно глуп или, напротив, очень умен. Единственное заключение, которое ему удалось сделать, сводилось к тому, что Джонс относится к тем людям, для которых ложь — столь же оправданный выбор, что и правда. На чаше весов перевешивает то, что может облегчить жизнь.

Субботний день подходил к концу, и все же Уэксфорд отправился в усадьбу. На центральных воротах, у правого поста, он снова увидел цветочный венок: на этот раз бутоны красных роз были уложены в виде сердца. Интересно, кто тот даритель? Возможно ли, что их несколько, или все же только один? Пока Доналдсон открывал ворота, он вышел из машины, чтобы как следует разглядеть цветы. На карточке, приложенной к подношению, была лишь короткая надпись: «Доброй ночи, любимая». Ни имени, ни даже подписи.