Бестия / Поцелуй дочери канонира

Тюрьма оказалась довольно далеко, в долине реки Уилок, если верить таксисту. Название «Ройял оук», охотно, с интонациями гида-профессионала объяснил он Уэксфорду, восходит к легенде о древнем дереве, давно уж исчезнувшем, ветви которого укрыли от врагов короля Карла. Какого именно Карла, он не уточнил, и Уэксфорд задумался, сколько еще таких легендарных дубов разбросано по всей Англии. Никак не меньше, чем кроватей, на которых спала Елизавета I, уж это верно. Один, он знает точно, есть в Черитон Форест — излюбленном месте для пикников. Чтобы укрыться под кроной каждого, Карлу не хватило бы жизни.

Громада, бесконечная и ужасающая. Наверняка самая высоченная и длиннющая тюремная стена во всех центральных графствах. Ни кустика, ни деревца. Равнина, на которой теснилось несколько темно-красных кирпичных строений, была абсолютно голой, словно ее выбирали нарочно, дабы подчеркнуть всю абсурдность названия. «Тюрьма Ее Величества "Ройял оук"».

Прибыли.

Может, таксист вернется, чтобы увезти его обратно? В ответ Уэксфорд получил карточку с наванием таксомоторной фирмы. Можно позвонить. Такси рвануло с места с такой скоростью, словно водитель боялся, что, задержись он еще на мгновение, и придется остаться здесь навсегда.

Один из тюремных начальников, Дэвид Кейрнс, встретил Уэксфорда в довольно милой комнатке с ковром на полу и забранными в рамки репродукциями по стенам и предложил ему кофе. Прочие помещения мало чем отличались от обычных тюремных, разве что тут пахло получше. Пока Уэксфорд потягивал свой кофе, Кейрнс высказал предположение, что гостю известна история «Ройял оук» и причины, позволившие ей выстоять, несмотря на косые взгляды официальных лиц и недовольство министерства внутренних дел. Уэксфорд предположение подтвердил, однако это не помешало Кейрнсу продолжить свой экскурс в суть британской пенитенциарной системы. Было ясно, что он своим местом гордился, — эдакий идеалист с сияющими глазами.

Парадоксально, но в «Ройял оук» сажали самых жестоких и неисправимых преступников. Конечно, на то требовалось их согласие. Однако спрос настолько превышал предложение, что образовался своего рода лист ожидания длиною в сотню имен. И персонал, и обитатели называли друг друга по именам, а в распорядок дня входили групповая терапия и взаимные беседы-консультации. Заключенные были самыми разными, ибо — редкий случай — здесь не действовало Правило 43 о сегрегации, как не существовало и тюремной иерархии, согласно которой на самом верху находились убийцы и грабители, а на самой низшей ступени — насильники и сексуальные маньяки. Заключенных пересылали в «Ройял оук» по направлению: обычно по рекомендации тюремного главврача. Уэксфорд тотчас же вспомнил, что здешний главврач, Сэм Розенберг, хотел повидаться с ним до того, как он встретится с Джемом Хокингом. Ну и, как ему уже объяснили, здесь обращались друг к другу по именам, никаких там «сэр» или «доктор».

Кто-то из надзирателей проводил Уэксфорда к больнице, приютившейся в противоположном крыле. Они шагали мимо заключенных, почти свободно разгуливающих вокруг, — и все-таки «почти», а не «свободно», — одетых в комбинезоны или обычные спортивные костюмы. Уэксфорд не удержался и на секунду притормозил около окна, за которым шло занятие по групповой терапии. Мужчины сидели кругом, распахнув сердца и обнажив души — по крайней мере, так считал надзиратель, — и постигали науку извлекать на поверхность то тайное, что вызывает смятение в умах. Словно побитые собачонки, подумал Уэксфорд, жалкие, как большинство изолированных от общества людей.

Запах в больнице стоял почище, чем в стоуэртонской больнице: сок лайма, лизоль и пот. Что ж, все больницы пахнут одинаково, за исключением частных — там пахнет деньгами. Доктор Розенберг поджидал его в кабинете, напоминавшем сестринскую в Стоуэртоне. Сходство нарушалось лишь отсутствием сигаретного дыма. Из окна открывался вид на пустынную зеленую равнину, монотонность которой разнообразила лишь линия электропередач.

Только что принесли обед. Его вполне хватило бы на двоих: горка непривлекательной коричневатой слизи на груде отварного риса — возможно, цыпленок под соусом карри, а также «фирменный» фруктовый пирог и порция сухих сливок. Однако Уэксфорд ел для успокоения, а потому не торгуясь принял предложение Сэма Розенберга составить ему компанию, пока тот собирался рассказать ему о Джеме Хокинге.

Доктору было лет сорок: невысок, полноват, с круглым детским лицом и копной рано поседевших волос. Одет он был так же, как и заключенные: спортивный костюм и кроссовки.

— Ну, что вы об этом думаете? — Он махнул рукой, как бы охватывая жестом и потолок, и двери. — Об этом месте, я хочу сказать. Не очень-то вписывается в «систему», правда?

Уэксфорд понял, что под «системой» подразумеваются все прочие тюремные заведения, и согласился.