Бестия. Том 2

Наконец-то с ней кто-то заговорил! Тетя Джен — полная, излучающая материнское тепло, в розовом костюме и жемчугах — в ушах, вокруг шеи и на запястьях.

Лаки почувствовала, что ее глаза снова наполняются слезами. Черт побери! Что это она вдруг заделалась плаксой?

Тетя Дженнифер заключила ее в объятия.

— Идем, дорогая. Я покажу тебе твою спальню, и мы обо всем поговорим. Нет ничего лучше, чем хорошенько выговориться.

* * *

Джино украдкой следил за тем, как Дженнифер уводила его дочь. У него полегчало на душе. Ох уж эти женщины! Всю жизнь он с ними возится. Но какая же Лаки женщина? Она его дочь, черт побери! Да ради Бога — если бы не нужно было скрывать, кто она на самом деле, уж он бы нашел этого маленького кобеля, который пробрался к ней в комнату, и подвесил бы за яйца!

Лаки потрясающая девушка — он только сейчас это осознал. До сих пор он думал о ней как о ребенке. Но нет, она уже в таком возрасте, когда за ней так и будет бегать целая свора кобелей — и дома, и за границей. Через несколько месяцев ей стукнет шестнадцать. С кем ей поделиться, с кем посоветоваться? Уж конечно, не с ним. Джен — чрезвычайно умная, рассудительная женщина, лучшего и желать нельзя. Нужно объяснить ей, что если он, Джино, еще раз услышит, что Лаки путается с парнями, он оторвет им обоим башку — и дочери, и парню.

Она — дочь Джино Сантанджело и должна, черт побери, понимать, что это значит!

* * *

Но до чего же легко водить взрослых за нос! Тетя Дженнифер — добрая, симпатичная старушка, но стоит одной ногой в каменном веке. Ее лексикон неподражаем! Изо рта так и сыплются слова: «скромность», «чувство собственного достоинства», «честь» и тому подобный мусор.

Лаки не потребовалось много времени, чтобы уяснить, чего от нее ждут. Чего ждет Большой Папа. Да, парень залез к ней в постель, но она сопротивлялась, отчаянно защищала девичью честь, звала на помощь — и она пришла в образе школьной учительницы, которая вовремя ворвалась в их спальню и спасла от того, что хуже смерти. (Не слишком ли далеко она зашла? Кажется, тетя Дженнифер так не считала).

К счастью, тот факт, что она лежала голая, так и не всплыл наружу. Равно как и то обстоятельство, что Олимпия тоже находилась в постели — и тоже не одна.

Обелить себя оказалось проще простого! С лица тети Дженнифер постепенно сходило выражение неудовольствия и озабоченности.

— Твой папа будет рад, — проворковала она. — Не то чтобы он сомневался, что ты девственница…

Девственница! Тетя Джен! Да неужели?

— А где Марко? — вдруг выпалила Лаки.

— Марко? — кажется, тетя Дженнифер не понимала, о ком идет речь.

— Ну, папин Марко, — нетерпеливо повторила Лаки. — Ты же знаешь!

— Нет, я не… — тетя Дженнифер застыла в недоумении. — Марко… Марко… Ах да! Сын Би?

Сын Би? Кто такая, черт побери, Би? Лаки сохраняла хладнокровие.

— Ну да. Где он?

— Не знаю, дорогая. Наверное, в Лос-Анджелесе. — Как интересно: девочка говорит точно с такими же интонациями, как Джино, — и похожа на него как две капли воды!

Конец разговора. Тетя Дженнифер пошла докладывать Большому Папе.

— Эй! — с тревогой окликнула ее Лаки. — Я что, останусь здесь?

Дженнифер была удивлена.

— Разве папа тебе не сказал? Ты будешь учиться в частном пансионе в Коннектикуте. Завтра тебя отвезут.

Вот как! Лаки почувствовала себя униженной. Нет, Джино ничего ей не сказал. Но это вполне в его духе. Сам строит планы. Что хочет, то и делает. Ему плевать, что у нее могут быть свои желания.

Частный пансион в Коннектикуте. Черт побери! Дважды черт побери! Трижды черт побери! Меньше всего ей сейчас хотелось снова загреметь в школу.

— Тебе там понравится, детка. Будешь купаться в бассейне и кататься верхом. Ты ведь любишь лошадей? — теперь, когда Дженнифер заверила Джино, что Лаки — все еще маленькая девочка, ему стало легче разговаривать с дочерью.

Лаки скорчила рожицу.

— Я их ненавижу!

— Послушай, — Джино заткнул за ворот вышитую льняную салфетку и набил рот едой. Проклятая спаржа! Сколько раз говорить дуре-кухарке, что он терпеть ее не может? — Ненависть — слишком сильное слово, если речь идет о лошадях. Знаешь ведь: лошадь — лучший друг человека и все такое прочее.

— Собака — лучший друг человека, — высокомерно поправила Лаки.

Но последнее слово, как всегда, осталось за ним.

— Лучший друг человека — деньги. Помни об этом, дорогая.

Господи, как же она его ненавидит! Чертов коротышка — грубый, не умеющий изысканно говорить — ее от него тошнит!

И как же она его любит! Он красив — настоящий махо! Элегантно одевается. И дико сексуален.

В отчаянии она нацепила на вилку немного спаржи и слизнула грозящую упасть каплю масла.

— Я вот думаю…

— Да? — одним глазом Джино косился на экран телевизора, который по его распоряжению почти никогда не выключали. Эта привычка осталась после Марабель Блю.

— Ну, я полагаю… через пару месяцев мне исполнится шестнадцать. Зачем вообще учиться в школе?

— Образование пойдет тебе на пользу, — рассеянно ответил Джино. Сейчас все его внимание было приковано к результатам скачек, о которых сообщали в программе новостей.

— Пожалуй…

— Что?

— Я предпочла бы не ехать в школу.