Бестолковая любовь

Человек своему счастью кузнец.
Напридумали люди истин!
И когда же им, вечным, наступит конец?
От чего только мы не зависим!
От нелепых, нечаянно брошенных фраз,
От случайных, никем не предвиденных встреч…
Хоть бы раз, хоть бы раз, хоть один только раз
От своих мне зависеть и рук бы, и плеч!
А я все от чужих… Пусть от сильных, больших…
От улыбок и взглядов, звонков по ночам,
От чужой, непонятной, далекой души,
От обид, как всегда сгоряча, сгоряча…
И от черных котов, и от ветра и звезд,
И от просьбы чужой (не могу отказать!),
От нечаянных слов, от непрошеных слез…
Мы зависим от них. И без них нам нельзя.
А кузнец? Он кует. Кузнец песни поет.
Он один, для себя, независим и смел.
А у нас каждый день миллионы забот.
Мы зависим от стольких ненужных нам дел!
От усталости, радости, от суеты,
От непонятых чувств и от боли в предплечье,
От толпы и от снов, от дневной пустоты…
Мы зависим от мира. Что ты смог, человече?
Но я говорю: славься!
Славься, моя святая зависимость от людей
И их зависимость от меня!
Мы спаяны одной цепочкой.
Может быть, в ней скрыт величайший смысл истории?
Не знаю. Знаю только, что если бы я не зависел от тебя,
А ты — от меня,
То жизнь потеряла бы так много,
Что ее трудно стало бы даже назвать жизнью.

Сева неосмотрительно прочитал это стихотворение Николаю. Шаг чересчур опрометчивый.

Матрешкиных дел мастер презрительно фыркнул: — Во-первых, тягомотина. Сократи! Во-вторых, от кого это ты намылился зависеть? Уж не от этой ли своей ведьмачки с косой до пят? Если так, то ты дубина законченная. Это в-третьих.

Сева хотел уклониться от ответа, но номер не прошел.

— Говори! — заорал Николай. — Тебе мало разграбленной квартиры?! Еще неприятностей захотелось?! Так ты их обязательно схлопочешь на свою голову! Усвоил?

— Катя больше не придет, — соврал немного испугавшийся Сева. — А если придет, я ее не пущу. Это не вопрос…

— «Не обещайте деве юной…» — злобно пропел брат. — Смотри, Всеволод! Ты не ребенок! А как там твой журнал-дурнал? Еще дышит?

— С трудом, — признался Сева. — Сам понимаешь…

— Понимаю, — сказал Николай. — Ситуация шаховая. Значит, так…

В его новом плане опять не замечалось ни малейшего просчета.

Глава 7

Едва Сева открыл дверь Кате на звонок, как из комнаты выплыл Николай, сияющий, словно перед своей коронацией.

— А-а, сестра! — весело сказал он. — Привет-привет! Не ждали… Никак медведь в тайге сдох. А похорошела-то как! Как расцвела! Прямо цветок на подоконнике! Чего пришла? Опять что-то выцыганивать?

Катя на минуту растерялась.

— Звал… — коротко объяснила она и кивнула на Севу.

— Дурак потому что, — лаконично отозвался Николай. — Он передумал.

— А он чего, онемел? — осмелела Катя.

— Не, пока еще нет. К несчастью. Но он у меня онемеет навсегда и очень скоро, если не возьмется за себя! — пригрозил Николай. — Его язык запросто может стать его последним оплотом свободы. Что в пакетике, сестра? — И он подкинул вверх пакет, который держал в руках.

Катя обозлилась:

— Тебе чего нужно? Чего пристал? Тебя кто сюда звал? Это не твой дом!

— Но и не твой! А он, — Николай кивнул в сторону Севы, — мой родной старший брат. Родной, усвоила? И единственный! Всю душу он из меня вынул, романтический мерзавец! Но я призван его защищать и беречь, как свою родину. Это мой долг. Так что в пакетике? — И Николай снова подбросил его вверх.

Катя потемнела от бешенства и гневно заверещала:

— Какое тебе дело до моего пакета? Отдай его мне! Он мой! Я за ним пришла!

— Забыла добавить «ласковый», — флегматично заметил Николай. — И еще «рубиновый». Или «малахитовый». Драгоценных камешков на свете много, всех не пересчитать. Так что там? Говори, или я его вскрою и сам посмотрю!