Тем временем военные, покончив с размеренным хоровым пением, переходят на индивидуальную разноголосицу и затем пускаются в неистовый пляс. К этому времени двери заведения уже давно закрыты. Граждане, видимо, не привыкли плясать и петь в пивных барах. Чужих в пивном заведении уже давно нет. А персонал? Да это родные уже совсем люди! Благодаря военному празднику они давно уже перевыполнили плановые показатели на несколько недель вперед и теперь благодушно и учтиво беседуют с военными на различные темы, угощая их дефицитной по тем временам сушеной рыбкой.
Праздник подходит к концу. Опустели и без того худые кошельки военных. Танцевали, веселились. Подсчитали — прослезились. Ну и ладно. Такое бывает совсем даже не часто. И поход «на пиво» являлся действительно праздником для военных. У студентов он был гораздо чаще. Но все же не таким частым, как у студентов нынешних. У нынешних праздник, похоже, никогда не прекращается и давно уже выродился в скучную обыденность. Особенно это заметно в теплое время года. С первыми майскими лучиками расползаются они в перерыве между занятиями от обучающих их заведений по близлежащим скверикам и газончикам. В их тонких ручках всегда зажаты разнокалиберные бутылочки, полные всегда желаемого ими напитка. Напиток, не спеша так, томно попивается и, наконец, выпивается полностью. После чего студенты как ни в чем не бывало возвращаются к прерванным занятиям. А как же грядущий пивной алкоголизм?! Да что вы, мы же всего-то по паре бутылочек. И то больше из соображений экономии… А вы что не знаете? Нынче пиво гораздо дешевле минеральной воды!
Но это когда мы до этого еще доживем. А нынче у военных опять побег. Доплясались! Снова витает над загулявшими военными реальная угроза впадения в очередной военный грех. На этот раз этот грех называется: «подвыпивший военный опаздывает из увольнения». Такого греха допускать никак нельзя. Слишком тяжелы будут последствия. Поэтому десять крепких военных тел быстро упаковываются специальным образом в тесное чрево такси: «Шеф, поторопись, не обидим!» Визг тормозов. Приехали наконец. Выпадение спрессованных тел из покореженного чрева автомобиля по специально отработанному алгоритму. Пересчитывающий денежные знаки «шеф» внешне не обижен. Он глубоко удручен. «Шеф» мучительно считает убытки на восстановление подвески своего железного коня, только что высекавшего искры из неровного питерского асфальта. Но военных это уже не интересует. Им этот «шеф», как в песне поется: «и не друг, и не родственник. Он им заклятый враг — очкастый частный собственник…». Ну и так далее… У военных уже другие заботы. Тело жертвенного военного требует особого к себе отношения. Тело мешком перекидывается (подальше от ищущих глаз самого старшего из дежурных) через высокий забор с одной стороны и бережно подхватывается крепкими руками товарищей с другой. Тело уносится, слегка реанимируется и бережно укладывается на кровать. В этот раз поступление тела не надо нигде регистрировать. Оно ведь отпущено до вечера следующего дня для задушевных бесед с так и не приехавшей мамой. Поэтому, если подходить к ситуации формально, то никакого пьяного тела на строгой территории компактного проживания военных и не было вовсе. А все-таки жаль, что мама тела все-таки не приехала. Ну и что, что не получала она телеграммы. Могла бы догадаться и приехать к неправильно рассчитавшему предельною дозу принятого внутрь зелья телу сына. По молодости-то с кем ведь такого не бывает? Тем более, что тело это пострадало за коллектив. А коллектив для военного — это дело святое. Вот приехала бы и полечила сынка-героя. А за одно и понаставляла бы его на путь истинный. Чтобы не пил он никогда лишку. Но нет, почему-то не приехала. Захлопоталась, видимо, по дому. И, наверное, это правильно. Ведь если бы к каждому перебравшему по какого-нибудь случаю военному стали бы ездить мамы…