Причины подобной инверсии состоят в следующем. Подготовка военного к официальному празднику гражданского населения начинается загодя. Его учат правильно стоять в оцеплении, обеспечивая упорядоченное шествие граждан. Поза фигуры его должна демонстрировать мощь наших вооруженных сил, но при этом в ней, в позе, ни в коем случае не должно просматриваться и тени какой-либо агрессии. Идет процесс обогащения примитивного лексикона военного такими словами, которые позволяют ему быть правильно понятым гражданским населением, доступным военному для общения только по праздникам. Военного долго учат быстро находить нужного цвета флажок и таким образом позиционировать его, чтобы радостному взгляду гражданского населения, взирающего на трибуну явилась вдруг какая-нибудь картинка (дань моде, порожденной московской олимпиадой). Веселых картинок запланировано много и флажков у военного много и еще ему надо помнить все команды и уметь привязывать их смысловую часть к конкретным физическим действиям на уровне рефлексов (как в опытах профессора Павлова — если красная лампочка зажглась, то в руке у военного должен появиться зеленый флажок. И наоборот. Дабы не было в жизни военного никакого упрощенчества и примитивизма). А чего ему еще делать-то? Военному-то? Он ведь и предназначен для того, чтобы всю жизнь пытаться что-то правильное сделать по неправильно отданной команде. Сегодня, положим, нужный флажок доставать, а уже завтра наносить прицельные ракетно-бомбовые удары по мировому империализму. Это для военного задачи приблизительно одинакового уровня сложности. А еще, к примеру, военноначальствующие могут на время праздников быстренько переделать военного в некоего праздничного спортсмена. Праздничный спортсмен — это такой рослый, плечистый и жизнеутверждающий идиот. В канун праздника военному в срочном порядке выдают синее советское спортивное трико с отвисающими коленками, шапочку, издалека похожую на спортивную, резиновые тапочки (типа — кеды) и большущих размеров флаг. Тщательно облачившись во все выданное и взяв в свои крепкие руки флаг, военный изображает на морде своего лица предельно счастливую улыбку. Всем своим видом, в составе группы, таких же как и он жизнерадостных идиотов, военный должен символизировать счастливую судьбу, выпавшую на долю советской молодежи и нарастающую мощь советского спорта. Ну и, естественно, всякая символизация, если она желает выглядеть достоверно, требует от военного тщательной подготовки в длительное время. И военный все это отдает. А куда деваться, если требует? И все в ущерб своему обучению «тому, что необходимо…». И за бесплатно все. Справедливости ради надо отметить, что когда действо это заканчивалось, праздничные спортсмены, и без того одаренные рукоплесканиями партийно-хозяйственных элиты города, непременно награждались: в собственность им доставались резиновые тапочки с коленчатым трико. Партийно-хозяйственноой элите ведь ничего не было жалко для этих молодых удальцов. В счет будущих поколений военных клоунов отбирается только флаг и уже приобретшая вполне спортивный вид шапочка. Но если шапочка все же приобретает совсем уже непрезентабельный вид и сильно воняла потом, специально выделенный для ее экспроприации эксперт, может милостиво эту шапочку клоуну даже и оставить: «Носи, военный! Нам на оборону ничего ведь не жалко!»
Вот и съеживается душой военный перед праздниками в ожидании очередной, затеянной против него пакости. И она приходит! Если не извне, так изнутри — это уж неизбежно. Ближе к празднику военноначальствующих начинает ломать в лихорадочной истоме:
— Неужели нет разнарядки на спортсменов?
— Ох, нет!
— Может тогда сами чего-нибудь замутим? Ну, к примеру, где-нибудь какое оцепление выставим?
— Надо бы, да боюсь, не поймут.
— Может хоть на базу куда маханем?
— Да ты что? Там же хоть и всегда пьяные, но вполне нормальные советские люди — у них праздники с выходными совпадают.
— Ладно, придумаем что-нибудь у себя внутри.