Бестолковый роман: Мужчины не моей мечты

Борька говорит, что у меня – женская логика. Все бабы так: если говорят «нет», значит – «да». Если «да», значит – не очень надо. Это что, получается, ей тоже не очень надо? Да пошел он, этот Борька!

А если Анька сама позвонит? Скажет, предлагал – давай, действуй. Она ведь такая, отчаянная. Да еще позвонит, когда жена дома. И что я ей тогда скажу Назову Иваном Ивановичем и перенесу встречу? А если она не поймет? Отказаться совсем? Как же я буду при этом выглядеть?

Но она ведь сама согласилась. Может, неправильно меня поняла. Скажу – был пьян. Нет, лучше выдержать паузу. Залечь на дно. Завтра «Диалог» – не пойду. На премьеру тоже не пойду. Сейчас нам нельзя встречаться. А то Бог весть, что люди подумают. Надо по вечерам телефон отключать.

Господи! Столько мучений из-за нескольких фраз. А что будет после первой встречи? Вообще изведусь. А если привыкну? А если нельзя будет скрыть? Все менять? Нет. У меня возраст уже не тот.

Да и что в ней такого особенного? Только голова светлая. В прямом и переносном смысле. Блондинка. Умна слишком. Женщину это не красит. Мне бы хватило ее стройных ножек. Длинные, ровные. Хотя, если в джинсах, ног и не видно. Такая же, как все. Разве что немного стройнее. Ну, талия тоньше. Ну и что? Если у моей талии нет, так что, из-за этого расходиться? Я же – мужчина. Я должен отвечать за свою семью. Мало ли в мире красивых женщин. Но женишься-то на одной. У моей тоже когда-то талия была. До родов. Вот только таких рук, как у Аньки у нее не было. Пальцы длинные, тонкие. Когда перебирал, думал – сломаю. Ну и что? Она каждый день за пианино, а моя – у плиты. А Анька поди готовить-то не умеет. Да откуда ей уметь. Целыми днями музыку сочиняет. Буду потом по столовкам бегать. У меня желудок больной. Мне надо правильно питаться. Да и говорят, характер у Аньки скверный. Чересчур уж независима. Ни от кого не зависит. Это мне ее укрощать придется? А поклонников у нее сколько! Да она мне сразу рога наставит. И что в ней хорошего? Такая же, как все.

То ли дело – моя. Всегда дома. При бигудях и в халате. Утром – омлет. Днем – борщ. Вечером – котлеты. Двадцать лет ничего не меняется. Как в казарме. Всё свое, родное. А там чужое. Еще не известно, чем это закончится. Да и возраст! У меня уже не тот.

Вода в ванне остыла. Я начал подниматься. Вода оказывала легкое сопротивление. Выдернул затычку Выпустил ее на волю. Вода убывала медленно. Как время. Я почувствовал себя стариком.

Заслуженный строитель

На восьмой день своего пребывания в Турции я начала забывать родной язык. Зато хорошо поупражнялась на английском. Впрочем, большого словарного запаса здесь не требовалось. Главное, суметь ответить на вопросы: говорю ли на английском, откуда приехала и на сколько дней? Потом надо было разобрать, что он учился в европейском университете, разведен и предлагает мне руку и сердце. Прямо на пляже или в баре, не сходя с места, через пять минут после знакомства. Правда, перед этим следовал один из вариантов: I like you, I love you, I want you. Поклонники были разные. Приемы обольщения – одни и те же. Пока он живописал нашу будущую райскую жизнь, я пропитывалась чувством жалости. Но не к нему. К своим соотечественницам. О тех, за счет которых о русских женщинах укрепилась слава легкой добычи. Спросить у него, почему они все так думают и за кого нас принимают, не могла. Не хватало знаний английского. Поэтому молчала и отрицательно качала головой. Скоро мне это надоело, и я сделала жест, означающий: «пошел к черту!». Вместе с шепотом в сторону «Go away!» получалось убедительно.

Точно такое же приветствие я послала мэну с турецкими усами и красной физиономией.

– Ты что, подруга? – возмутился он и по-свойски похлопал меня по плечу. – Я ж свой, из Москвы.

– Извините, я подумала, опять туркиш мэн. Меня даже свои за иностранку принимают. Думала, что на русском только дома заговорю.

– Да они ж все дураки, – матюгнулся он и сплюнул в сторону. Я вспомнила заплеванный подземный переход на Курской.

– Простите, но я не выношу мата.

– Да я ж без мата не могу. Я на планерках не так всех крою. Народ иначе не понимает.

– А вы пробовали?

– Само собой. Я заслуженный строитель. Генеральный директор фирмы. Это тебе не хухры-мухры. Не то, что все нынешние сосунки... – И он покрыл матом все подрастающее поколение.

– И все-таки, я бы попросила...

– Что ты сидишь, вся затюрканная. Давай, выпьем. Эй, официант, бой, как там тебя! Арбайтен, хенде хох, хау ду ю ду гутен морген, Гитлер капут, шнеллер, шнеллер, кам цу мир, – выстрелил он в полумрак бара своим иностранным.

Публика отметила нас многозначительными взглядами. Я поежилась. Официант склонился в позе «чего изволите?». Заслуженный строитель кричал:

– Пошевеливайся! Чтоб тебя! (опять мат). (Неожиданно возник образ бомжа, что спит на скамейке у моего дома.) – Тащи даме цветы. Чо ты пьешь? Мартини? Давай мартини, а мне – виски. Да побыстрей! И закуски. Фруктов, фруктов, давай! Ферштейн?

– For English, please.

– Скажи ему. Как там по-английски?