– Вот видите, как все меняется, – с готовностью откликнулась добрая Галка.
Он обрадовался. Засуетился. Нырнул в свой портфель. (У нашего учителя физики был точно такой же. Пятнадцать лет назад.) Вытянул оттуда пожелтевшую газетную вырезку и сунул ее под самый Галкин нос:
– Вы хоть знаете, с кем разговариваете?
Мы разом откинулись на спинки стульев. Посмотрели друг на друга. Я не выдержала:
– Ничего, что мы сидим?
– Нет, сидите, сидите, – великодушно разрешил он. Вот видите, эта статья про меня. Читайте. Поэт Валентин Профанов. А это мои стихи. Хотите, почитаю?
Мы не хотели. Но он все равно начал читать. Каждой из нас досталось по одному набору рифм. Галке – про солнце в небе. Светке – про тропинку в горах. Мне – про тополя. Под столом меня кто-то усиленно толкал в коленку. Это означало, что огонь я должна взять на себя. Но погасить этот поэтический факел было невозможно. Он разбрасывал в стороны руки. Торопливо выкрикивал слова. И все – про него. Какой он гений. Как жаль, что об этом мало кто знает. Но сейчас он спокоен. Он нашел своих поклонниц. Его так внимательно никто не слушал. Всегда уходили. Сразу видно, что мы девушки культурные. Мы ему духовно близки. И он обязательно пригласит нас на свой творческий вечер. Только не сейчас. Сейчас ему еще рано подводить итоги. У него еще все впереди. Он не написал свою главную вещь. И она будет про смысл жизни. До него еще никто не определил, в чем этот смысл. А он определил. Это будет открытие вселенского масштаба. И в области философии, и в области литературы. Потому что открытие будет зарифмовано.
Запасы моей вежливости иссякли. И я перешла в наступление:
– А, кроме вас, еще кто-нибудь так считает?
– Ты что, с ума сошла. Теперь его не остановишь, – толкнула меня под столом Светка.
Но наш собеседник резко развернулся и выскочил из бара.
– Вот видите, на этом фоне все наши мужики – просто душки. Давайте их будем беречь, – сказать Светка.
Кузнечик вернулся не один. Он держал за руку дородную женщину в шляпе. Все ее отчаянные попытки скрыть свою полноту под бесформенной накидкой не удались. Он любезно обвел стертые линии ее фигуры сбоку и спереди. Снял с шеи платок. Протянул нам ее распухшие руки. И только потом сказал:
– Познакомьтесь, это моя жена. Моя муза. Мое вдохновение.
Муза смущенно улыбнулась:
– А ты их знаешь?
– Дорогая, мне это и не обязательно. Главное, что они знают меня. Я же говорил, что найду своего читателя. Вот и нашел.
– Но зачем ты так волнуешься? Один-то читатель у тебя был. Это я. Но это хорошо, что нас стало больше. Я рада за тебя, – и она поцеловала его в раскрасневшийся нос. – Спасибо, девочки.
Она взяла его за руку и вытянула за собой из бара. Было видно, как он вскинул голову. Распрямил плечи. И старался идти широкими шагами.
Мы переглянулись.
– Знаете, девочки, я поняла, в чем наша общая проблема, – подвела черту Светка.
– В чем? – спросили мы с Галкой.
– Мы решаем чужие проблемы. В том числе и собственных мужиков. Поэтому они нас и бросают.
Мы встали из-за стола и разбрелись в разные стороны. Каждой из нас было о чем подумать.
Чертополох
Меня засунули в книгу и придавили тяжелым грузом. До этого у меня была своя, растительная жизнь. Я был цветком, а теперь – часть гербария.
В жизни меня звали Чертополохом. Я вырос на бугре, плотно заросшем крапивой. Еще в детстве я понял, что мир настроен ко мне враждебно. Сильные корни крапивы выталкивали меня из земли. Ее колючие лапы хлестали по стеблю и заставляли прятать голову. Я мог свободно дышать только во время дождя. Тогда листья крапивы, набухшие от воды, свешивались вниз и освобождали пространство вокруг меня. Но стоило только выглянуть солнцу, как муки мои продолжались.
Я понял, что жизненное пространство надо увеличивать, независимо от погоды. И начал выпускать колючки. Сначала на стебле. Но этого оказалось мало. Крапива, пользуясь своим высоким ростом, запускала свое жало в мою голову. Мне пришлось постоянно клониться вниз и пригибаться к земле. Смотреть на жизнь под одним углом зрения мне не нравилось. Тогда я сбросил с головы мягкий пушок и заменил его на острые иголки. Крапива, испугавшись моей колкости, оставила меня в покое. Вокруг меня образовалась пустота. Меня никто не любил. Моих колючек боялись все. Даже дети, собирая цветы вокруг моего бугра, обходили меня стороной.