Бесценный дар

Он вел ее в глубину дома — через главный холл, затем в гостиную и залитую солнцем кухню. Она посмотрела в окно. Дом Кеннета стоял на холме, но, к сожалению, вид из окна открывался не на бухту и мост «Золотые ворота» или еще какую-нибудь достопримечательность этого легендарного города. Вместо того из окна виднелись многочисленные крыши домов, стоящих ниже по склону холма.

Кеннет предложил ей стул за небольшим круглым столиком в середине кухни.

— Чего ты хочешь? Коку? Пиво? Вино?

— Пожалуйста, коку, — сказала она. — Мне не терпится познакомиться с твоей женой. Она знает, что ты был усыновлен?

Он пропустил ее вопрос и, открыв банку, протянул руку в шкафчик за двумя стаканами. Раскладывая кубики льда, он сказал:

— Мелани вот-вот вернется.

— Давно вы женаты?

Он помолчал, протягивая ей стакан.

— Несколько лет, — ответил он быстро с очаровательной улыбкой, и Эрин впервые увидела два ряда безукоризненных, потрясающе белых зубов. Он и вправду становился очень красив, когда с лица исчезало угрюмое, недоверчивое выражение. — А ты, я вижу, замужем, — заметил он небрежно, усаживаясь на стул напротив нее.

Она проследила за его взглядом на большое бриллиантовое кольцо на левой руке.

— Нет, — пробормотала она. — Только помолвлена. — Ей почему-то не хотелось сразу выпаливать ему про Барта. У Барта была такая особенность — становиться сразу центром разговора, а ей не хотелось, чтобы упоминание о нем нарушило эту особенную, редкую теплоту первой встречи с родным братом. — Расскажи мне о своей работе, — переменила она тему.

— Что именно? — спросил он ровным голосом.

Эрин с тревогой заметила, что он опять уставился на нее сощуренными глазами, под взглядом которых она чувствовала себя лабораторным кроликом.

— Ну, чем ты занимаешься конкретно? Ты, я знаю, в банке работаешь.

— Да. — Он пожал плечами. — Так, всего понемножку.

— Ясно, — ответила она, хотя ничего не поняла.

— А ты? — спросил он. — Чем ты занимаешься?

— У меня свой бизнес в Хьюстоне.

Густые золотистые брови удивленно поднялись.

— Что за бизнес?

Поставив локти на стол, он оперся подбородком на кулаки. Его кисти и пальцы покрывала курчавая золотистая растительность. Пальцы длинные и тонкие, не толстые и короткие, как у Барта. Ногти тщательно ухожены, отметила она про себя.

Эрин подняла на него глаза. Сквозь его густые золотые ресницы едва просматривалась синяя радужка глаз. От его внешней привлекательности ей стало как-то не по себе. Как если бы то, что он хорош собой, мешало ей ближе узнать его. Почему-то их близость казалась опасной.

— Я… гмм… моя фирма занимается организацией показа моделей одежды, — ответила она.

— Никогда ни о чем подобном не слышал, — сказал он.

Она засмеялась.

— Как раз в этом и заключается наша уникальность! — воскликнула она и в шутку потрепала его по руке.

Продемонстрировав уже знакомую ей прыть, он схватил ее за руку и крепко сжал. Казалось, целую вечность они сидели и молча смотрели друг на друга. Когда он наконец заговорил, то голос его звучал низко и неровно:

— Ты только что говорила, что хотела бы узнать меня получше. Я тоже хочу поближе с тобой познакомиться. Может, прямо сейчас и начнем?

Она судорожно сглотнула. Ей хотелось вырвать свою руку. Но даже пытаться было бесполезно — у него пальцы как из стали. Она увидела в его зрачках свое отражение, и предательское выражение собственного лица испугало ее. Вся дрожа, она прошептала:

— Начнем что?

— Начнем лучше узнавать друг друга.

Не успела она глазом моргнуть, как он встал и обошел стол. Она вдохнула воздух и хотела что-то сказать, но он уже поднял ее на ноги и сжал обеими руками. Затем одной ухватил за черные кудри и откинул голову назад, глядя ей прямо в лицо.

— Что может быть лучшим способом узнать друг друга, чем поцелуй взаимной родственной любви?

Однако лицо, которое приближалось к ней, выражало отнюдь не братскую любовь. Это была последняя отчетливая мысль Эрин перед тем, как она почувствовала, что он прижимается ртом к ее рту. Он так глубоко запустил пальцы ей в волосы, что слезы унижения смешались со слезами боли. Вторая его рука прочно обхватила ее спину, прижимая руки к туловищу, и притягивала к его твердому телу.

Она извивалась, но ее движения лишь усиливали его хватку. Она пыталась кричать горлом, но крики тонули во рту, который слился с ее ртом. Под его нажимом губы ее дрожали, и она ничего не могла сделать с его языком, настойчиво проникающим в глубину ее рта.

Никогда прежде ее так никто не целовал. Отвратительно! Смертный грех! Зная степень их родства, исследовать так глубины ее рта — это порочно, омерзительно.

Но до чего же приятно!

Она пыталась вернуть себе самообладание — не только в физическом плане, конечно. Ее ноги уже и так подвели ее, и, к своему стыду, она повисла на нем, чтобы удержать равновесие. Она изо всех сил пыталась вернуть себе волю.