Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России

Ответ Румянцева был короток и прост: эти условия для русской стороны совершенно неприемлемы, поскольку шведская сторона ведёт себя так, будто является в этой войне победительницей. Он предложил мирную конференцию распустить, а делегатам — разъехаться по домам, причём в вопросе о наследнике трона шведы вольны поступать, как пожелают, но о возврате всей Финляндии не может быть и речи.

Получив от Румянцева решительный отказ, Нолькен и Седеркройц к марту 1743 года стали давить на русскую делегацию возможностью избрания в шведские наследники датского принца. Эта альтернатива Адольфу-Фридриху была вполне реальной, за неё выступало большинство шведов как в парламенте, так и в правительстве и вообще среди населения. Датский вариант угрожал России тем, что династийные связи между обеими скандинавскими странами неизбежно привели бы к возникновению тесного военно-политического союза, который под патронажем Франции получил бы исключительно антироссийскую направленность. Сейчас, на расстоянии 270 лет, эта угроза кажется нам нереальной, но тогда она рассматривалась в Петербурге достаточно серьёзно, потому что из-за спины Франции выглядывало вызывающее лицо короля Пруссии Фридриха П. С этим вызовом Петербургу надо было считаться.

Вице-канцлер А.П. Бестужев-Рюмин писал своему другу и помощнику барону Черкасову: «От стороны турецкой можно быть спокойным, а ежели Франция намерена какую в России впредь диверсию учинить, не было бы то учинено королём прусским, на которого подлинно надлежит смотреть недреманным оком… Если прусский король в шведскую войну не вмешается, то Дания вместе и с Франциею не опасны». Это была взвешенная и трезвая оценка положения, в датской угрозе канцлер видел один блеф, но переубедить в этом императрицу и её голштинских «чёртиков» у канцлера сил и средств не хватило.

На Румянцева и Любераса стал давить также голштинский посланник в Стокгольме Бухвальд, советовавший и даже требовавший смягчить для шведов условия мира. Румянцев, ученик Петра Великого и искренний сторонник жёсткой линии Бестужева-Рюмина, с возмущением докладывал последнему о вмешательстве в мирный процесс Бухвальда: «Можно рассудить, что Бухвальду в том нужды нет, хотя бы мы и Новгород отдали, только бы его герцог королём избран был. Бога ради, государь мой братец, надобно недреманным оком на такие неосновательные пропозиции смотреть… Правда, он стращает нас выбором кронпринца Датского; но хотя бы это и правда была, то лучше нам против Швеции и Дании войне быть, нежели бесчестный и нерезонабельный мир на основании Ништадтского заключить».

Когда на русских дипломатов давят, они, как правило, сдаются.

Постепенно русские требования к Швеции становились всё более умеренными. В конце февраля Россия соглашалась на удержание за собой всего лишь половины Финляндии, в марте — третьей части, а в апреле сузили свои претензии до двух провинций — Кюменегордской и Нюландской, занимавших всё северное побережье Финского залива, не отказываясь при этом от своего «подарка» шведам — голштинского «дядюшки».

На основании вышеописанного опроса членов русского кабинета Румянцев и Люберас объявили шведам, что в случае выбора Адольфа-Фридриха в наследники Россия оставит за собой «добрую часть Финляндии, а им уступит нарочитую», при неизбрании же русско-голштинского кандидата шведы не получают ничего. Если Дания объявит из-за голштинского наследника войну Швеции, Россия готова будет выступить ей на помощь.

Скоро Седеркройц и Нолькен заявили, что риксдаг и правительство склонны к избранию Адольфа-Фредрика, но при этом хотели бы знать, какие ещё выгоды и вознаграждения (!) для них сделает русская императрица. Шведы очень надеются, что Елизавета учтёт шведские нужды и прикажет заключить мир на условиях Ништадтского договора, то есть на условиях статус-кво перед началом военных действий. Естественно, шведы по-прежнему рассчитывали на гарантии против Дании, которые Бестужев называл их «шведскими бесстыдными прихотями».