Позже Николай несколько раз перечитал Библию от корки до корки, общался с кришнаитами, читал книги Елены Блаватской, в общих чертах был знаком с буддистскими взглядами на жизнь и смерть. Многие религии придерживались учения, согласно которому, после смерти душа или дух человека, покидает свое умершее, вышедшее из строя, исчерпавшее свои ресурсы тело и через какое-то время, вновь вселившись в человеческий эмбрион, рождается в этом мире. Это очень походило на детские умозаключения Николая, за исключением некоторых нюансов.
По всему вышесказанному, в свои тридцать четыре года он был уверен в бессмертии души человека. И это была вторая причина спокойного отношения к «уходу» деда.
– Отмучился, – думал Николай. – Что имеет человек, находясь в этом мире? Постоянные заботы о своем теле и разной «бытовухе» – квартира, машина, телевизор, болезни… Болезни – неотъемлемая часть плотской жизни. Даже самые здоровяки и правильно живущие люди время от времени хоть чем-то да заболеют.
В его памяти возник дед в последнюю неделю его жизни. Тело высохшее, потемневшая и немного рябая, как почти у всех стариков, кожа, изможденное болезнью и старостью лицо, щеки провалились, отчетливо выделились скулы, нос заострился, губы бледные, шевелятся, пытаются сказать что-то безумное, глаза подернуты белесой пленкой… и запах. В воздухе, над кроватью, еле заметный, но несомненно присутствующий, запах смерти. Дед умирал от старости и от болезни крови. Николай и его жена Ирина приехали навестить его, они сидели рядом с кроватью и молча смотрели на деда. Вдруг Семен Данилович как будто забеспокоился о чем-то, слабо зашевелил высохшими, с пожелтевшими ногтями пальцами, злобно посмотрел в их сторону, хотя все знали, что он уже не способен видеть, что-то отрывисто невнятно и гортанно попытался сказать.
– Что, дедушка, что ты сказал?! – переспросил Николай, наклонив свое лицо ближе к деду.
– Я сожру вас! – послышалось в ответ.
И зубы деда в этот момент, как показалось Николаю, сделались как будто больше. От неожиданности он отскочил назад, чуть не сбив со стула сидящую рядом жену. Немного успокоившись и здраво расценив состояние деда, он решил, что это был болезненный бред. Да и вообще, он не был уверен в том, что именно эту фразу он услышал.
Николай лежал в темноте и считал – двести сорок восемь, двести сорок девять… Одновременно со счетом воспоминания роились в его голове:
– …двести пятьдесят два… – Едва заметный шорох раздался из-под кровати. Николай насторожился, прислушался…
– Показалось, – подумал он, продолжил счет, – …двести пятьдесят три… – Шорох повторился. Мурашки величиной с горошину пробежали по спине Николая. Почувствовал, как лицо онемело от ужаса. Он соскочил с дивана, но ноги сделались настолько слабыми и непослушными, что Николай рухнул, со всего маху ударившись головой о твердый паркетный пол. За секунду до соприкосновения головы с полом ему померещилась тянущаяся из-под кровати кисть руки с пожелтевшими ногтями.
4
Матвей в десятый раз набирал номер Николая, но мобильник отвечал гудками, после которых включался автоответчик и бодрым, но на тот момент раздражающим голосом Николая предлагал оставить сообщение. Правда, один раз автоответчик сработал как-то странно, в трубке раздался какой-то треск и Матвею послышалось, что сквозь этот треск, как будто издалека, кто-то глухо пробубнил:
– Я сожру вас.
– Вот хрень! – выругался Матвей.
Уже было полдесятого утра, а Николай так и не перезвонил, хотя вчера вечером он сообщил, что все нормально, моделям время назначил, квартиру арендовал. Николай был очень ответственным, почему Матвей и работал с ним, и было очень странно, что прошло уже полчаса с назначенного для телефонного звонка времени, но Николай не объявился.