— Нет, сыт! — да какой там сыт, несколько дней ничего в горло не лезет?! Сыт только твоими байками, по горло, до блевотины, до отторжения. Опускаю ноги вниз, вытягиваю под столом, наушники на голову. Харе мне лапшу вешать.
Узкие очки в черной оправе на нос. Да, давно зрение посадил, за тоннами макулатуры. Чувствую, как вокруг меня электризуется воздух, посверкивает, пощелкивает, взрывоопасно.
— Может, поговорим? — Слышу твой вопрос, прорвавшийся ко мне в уши, сквозь негромкую музыку. Да о чем мне с тобой говорить вообще? Блокбастеры обсуждать? На хуй надо, я их не смотрю. Ты подходишь ко мне и встаешь за спиной, по которой побежали мурашки. Снимаю наушники, очки, защиту, не поворачиваясь к тебе говорю:
— Прости, Лет, — специально выговариваю клубное погоняло. — Но у меня сейчас нет времени на разговоры с ТОБОЙ. У меня VIP-клиент на связи.
Твой подзатыльник прилетел, в общем-то, вполне ожидаемо. По инерции моя голова летит вперед, и утыкается в так предусмотрительно подставленные руки. Утыкаюсь лбом, закрываясь от тебя руками, свесившимися волосами, стиснутыми зубами… Ухожу в себя.
— Больно хотел сделать? Поздравляю, сделал, — не вижу тебя, но чувствую, как сжалось там, за ребрами и не отпускает, пульсирует.
— Да! Ты прав на все сто! А мне не было больно, когда ты, кобелина, свалил? — шиплю на тебя из сомкнутых рук, понимая, что нарочно сказал, это чертово, про VIP-клиента. Хотел. Очень хотел увидеть твою реакцию, почувствовать твою злость, раздражение. Вытащить из тебя эмоции. Понять, что не одному мне больно. Почувствовал и понял, блять!
Теперь лежу головой на руках, пережидая сразу нахлынувшую ярость. Дышу, дышу, дышу… считаю:"Айн… цвай… драй… фир…" И без конца сбиваюсь, начинаю снова и снова. Потому что, если сейчас сорвусь, встану, тебе точно прилетит в табло.
— Ал, что ты себе придумал? — твой шепот у моего уха, разносит по всему телу жар и как же это злит. Злит, что не могу приказать телу не реагировать на тебя, а сердцу не любить. И дикая ревность захлестывает разум.
— Думаешь, все купить можно? Думаешь, меня купить или приручить можно? Сука! Как же ты бесишь! — срываюсь, не выдержав эти три дня бесконечного напряжения. Вскакиваю из кресла и ору тебе в лицо. Выплескиваю все, что накипело и наболело. За это твое блядство, за мои конченые нервы, за те 200 $… Накручиваю себе все, что было и не было. Почему-то вспоминается все хреновое.
- Ал, — ты удивлено взираешь на мня. — Да что с тобой? Я на закупку ездил, в Питер. Мне Катя сказала насчет клеветы Жени, — но я не хочу слышать твои оправдания меня несет, ярость выплескивается через край. Перебиваю:
— Мажор хренов. Решил, что приручил? Что я теперь послушным мальчиком стану, собачкой за тобой бегать? Тебе по первому зову зад подставлять и радостно повизгивать? Как все твои подстилки! Да ни хуя! — выкрикиваю.Голова кругом.
Чувствую, что утопаю в разгорающейся злости. Кровь закипает, лицо, уши, шея — все горит, легким не хватает кислорода и от этого за рёбрами печет и что-то отчетливо бухает в анаэробном ритме. Вижу, как ты, тянешь ко мне руку и дотрагиваешься до крашеных волос, проводишь по ним рукой, перебираешь пряди при этом нежно улыбаясь. Сердце сжимается.Сдались тебе эти патлы. Срежу всё на хуй.
Шаг к столу. Как в бреду, тянусь рукой к органайзеру, к стоящим там ножницам, тяну их за кольца ручек. Захватываю горсть волосни и хря-я-я-с-сь… Режу под самый корень.
— Ал! — ты хватаешь меня за руку, выдергиваешь из рук ножницы, откидываешь их и тянешь меня резко на себя. Лечу на тебя, утыкаясь мордой в грудь. Вдыхаю твой запах, дышу им, тону в нем, растворюсь, распадаясь на кварки… Да что за пиздец такой? Поднимаю на тебя прищуренный, озлобленный, в разводах подводки взгляд.
— Ну что ты, милый? Волосы пожалел? А что тебе еще во мне нравится? Я исковеркаю все. Изничтожу. Изрежу. Искромсаю в хлам… — мотаю головой из стороны в сторону, отрицая тебя, отрицая себя, отрицая свою никчемную жизнь.
— Восстановлю. Склею, Воссоздам. Не отпущу.
— Ненавижу тебя… Ненавижу себя… — шепчу, залипая в твоих глазах.
Утопаю в них, чувствую себя кроликом и бешусь на себя за эту свою слабость. Задыхаюсь в тебе… Утопаю в тебе… Я сделаю все, только бы вырваться из твоих клещей, разорвать этот порочный круг, сломать затворы и запоры, сбежать из твоей невидимой клетки.
Отвожу назад согнутую, сжатую в кулак, руку и со всей дури бью под дых.
— Х-х-х- м, — весь воздух выходит из тебя. Ты охаешь, сгибаясь, и на минуту забываешь, как дышать. Мне лучше, сразу становится легче, улыбка растягивает плотно сомкнутые губы.
Ты обнимаешь меня за плечи, прижимаешь к своей груди, гладишь по спине, по торчащим, как не проклюнувшиеся крылья, лопаткам, ведешь пальцем по позвоночнику, вызывая табуны мурашек, пытаясь успокоить, но даже этот твой ласковый жест, сейчас бесит, проходит по позвонкам раскаленным жезлом.
— Ну за что мне все это? — утыкаюсь лицом тебе в грудь, стиснутые до скрежета зубы, кажется еще немного, и начнут крошиться. — Убей меня или я убью тебя.