Бесы пустыни

На другой стороне равнины, на открытом пространстве возле южного склона Идинана протянулась цепь рабов небесной эмиры — они тоже принялись возводить строение. Разбежались по склонам на утро следующего после прибытия дня и начали укладывать камни вблизи лагеря. Принцесса была сокрыта от взоров, и негры трудились вокруг, натягивая струны большой кожаной палатки, помеченной рисунками и украшениями, символами охранительных амулетов и заклинаний. Ночной ветер нанес вокруг нее пояс песка, поутру явились слуги с верблюдами, пересыпали песок в мешки и вывезли, затем пригнали верблюдов вновь и окружили стреноженными животными палатку, чтобы уберечь ее от песка и пыли, а сами вернулись на гору таскать камни для строительства.

Верблюды покорно прижимались к земле, жуя свою жвачку и терпеливо внимания свистевшему в сумерках ветру. Посланец торопливо поспешал между равниной и склоном, производил осмотр строительству и ходу работ.

Через два дня он встречал новый караван, шедший из Аира. Сахара наводнилась призраками мужчин, пришедших ниоткуда.

3

В шатре воцарилось спокойствие, люди занялись обычными обрядами встречи. «Гиблый» затих, поднялось пламя, запахло жареным.

Вождь кашлянул два раза, прежде чем завершить церемониал радушного приема и перейти к проявлению полномочий вождя племени.

Он поправил голубую маску вокруг лица и произнес:

— Дошло до меня, что вы соизволения добиваетесь на постоянное соседство?

Посланец провел тонким указательным пальцем по треугольникам на узоре ковра и после подобающего случаю минутного молчания ответил:

— Верно.

Один из приближенных подошел вперед и принялся разносить первый круг чая между присутствующими. Вождь сделал глоток и поставил стаканчик рядом с опорой.

— Мы, однако, такой народ, что не терпим постоянного пребывания на одном месте, — сказал он. — Не любо нам оседать на земле. Сегодня на равнине у Идинана, а завтра — в пути к Тадрарту, а, может, и к аль-Хамаде закочуем на край света, если морской подует и возвестит нам о дождливой поре. Таков старинный обычай…

Он замолчал на мгновенье, затем внезапно спросил:

— Вы такой обычай принимаете?

— Закон гостя — в руке хозяина, — раздалось в ответ. — С сего дня ваш обычай и для нас действует.

— Но ваша эмира в строительство пустилась. А это явно против обычаев. Строительство означает оседлость, а оседлость на месте есть слабость, упадок сил, путы и рабство. Закон природы!

— Мы такое предприняли только чтобы от злого ветра укрыться. Гиблый — это проклятье, которое гонит нас, господин наш вождь. Аллах свидетель словам моим.

— Такое благое намерение злом оборачивается, насколько мы знаем. Если в строениях избавления от ветра, да дождя, да солнца искать, так темницу себе сотворишь, сам того не ведая. От малого худа бежишь — во зло похуже влезешь!

— Но что-то же делать надо.

— Сама вера осуждает упорство и упрямых. Аллах сказал, что они братья шайтану.

— Он и другое сказал — действуйте!

— Однако ж он не говорил: действуйте против пророков и аятов его.

Мужчины внимательно следили за этим состязанием. В углу сидел имам, но в перепалку не вмешивался. Слуги разносили жаркое из печени, насаженное на длинные тонкие прутья, только что с огня.

Посланец заметил примирительно:

— Купцы караванные много мне рассказывали о твоей мудрости. Особенно о рассуждениях твоих да хватке — посох посередке хватать.

— Когда бы не делал я этак, не сидел бы сейчас здесь перед тобой.

— Да. Дошли до нас вести о тварях, что пожелали оседлость вам навязать да судьбу злую…

Мужчины вокруг переглянулись острыми взглядами из-под нависших тюрбанов. Вождь опустил голову и долго молчал, прежде чем ответить:

— Злосчастье наше с шейхом братства имеешь в виду?.. Ожидал я, что ты скажешь о нем.

— В помыслах моих злого не было. Аллах о том ведает, однако слухи о нем дошли до Аира и Адага^[55]. Много народу и племен он унизил, пострадали от набегов его и страна джунглей, и страна Судан…

— Злоумышленник он, прикидывался, будто из членов братства аль-Кадирийя, сулил нам освобождение души от власти шайтана. Мы ему души открыли, позволили, чтоб основы веры нам поведал, а он гнилой оказался, одну порчу навел, с пути праведного сбился да рабство развел…

— В жизни такое бывает… — он поводил указательным пальцем по белым треугольничкам на коврике и продолжал: — Кажется справедливым да истинным, а на поверку — все наоборот получается.

Ветер завыл с новой силой. Сахара окуталась мраком. Вождь сказал:

— Почему же это все наоборот получается? Истина искажается, а справедливость в порок приходит… О, Аллах милосердный!

Имам промолчал. Тогда продолжил гость:

— Верно сказал! Добро с пути сбивается, едва тот путь превращается в способ. Благо есть благо. Бегает себе по пустыне верблюжонок, резвится на воле, пока его рука рода человечьего не коснется да не усыновит — все тогда перевернется. Это как вода и воздух. Воду схоронишь — задохнется, а воздух запрешь — протухнет.

— Вера твоя правду говорит! — неожиданно и решительно заявил вождь. — Ты что, ясновидящий?

Однако посланец оставил этот вопрос без внимания, продолжал свое: