Бесы пустыни

Ветерок подул, шевельнул складку на одеянии вождя, Идкиран почувствовал запах пота — это был пот странника, проделавшего изрядный путь в своем путешествии. Он протянул ему дрожащую руку, покрытую могильным прахом. Вождь пожал ее. Произнес, повторяя утверждение прорицателя:

— Они последнюю гонку выигрывают. Гонку разрухи, конца и погибели. Людям уравновешенным воздух достается, ветер ловят.

— Ничто не проходит бесследно.

— Иногда мне сложно бывает понять, ум слабеет перед символикой пророков.

— Я в своей речи ни к каким символам не обращаюсь, никогда, ни разу — по сей день. Я сказать хотел: непременно словишь ветер, когда врагов своих сокрушишь. Ты что, хочешь любой бой выиграть, не потеряв ничего?

— Я потерял свое племя. Моя утрата не сравнится с падением никакого поверженного противника.

— Это султан, что ли, противник поверженный?

— Мы с ним не сошлись, однако я его в противники себе не записывал.

— Вся Сахара обязана вождю за дух согласия. Терпимость — оружие избранных, секрет благоразумных.

— Ты сильно преувеличиваешь.

Идкиран отодрал полоску от своего широкого рукава. Заботливо обернул череп во ткань. Поспешил объясниться с вождем за свой пыл:

— Это — жертва Аманаю. Я из-за него пришел живым и вернусь к нему костьми истлевшими.

А про себя еще добавил всерьез: «Да простят мне боги мою дерзость. Только черепом Аманаю вовеки не завладеть, не для него добыча».

Вождь продолжал так, будто слышал собеседника до последнего слова — прочитал все его намерения:

— Ты в чужбину пустился, страдал да сражался весь свой век, только чтобы в Томбукту с этим черепом вернуться?

Пророк улыбнулся:

— Геройство мое — все в черепе. Геройство в том, чтоб всей жизнью заплатить за кости бренные. Хе-хе-хе!

Он прервал свой ненормальный смешок и закончил свою мысль о героизме:

— Только герой настоящий в силах жизнь свою в жертву принести, чтобы разделить пыль со прахом.

Здесь он принялся вновь укутывать череп в тряпки, посмеиваясь загадочно, как все прорицатели.

4

В предрассветной мгле Муса тайком пробирался ко дворцу. Осторожно переступал тела негров, купцов, воинов султана. Запах был ужасающим, он старался заткнуть нос лисамом. Добрался до двери в коридор, обнаружил, что она разбита. Начал спускаться во тьме по ступенькам. Лестница привела в коридор, слабо освещаемый окошком во своде над головой. Он ощупывал стены, осторожно передвигаясь по проходу. Споткнулся об остов, упал на землю. Влажный запах мерзкой грязи резко усилился. Он потрогал тело руками, обнаружил, что это сундук, покрытый грязью. Он принялся ощупывать все его края, пока пальцы не наткнулись на ручку. Потащил его за собой, встал на ноги. Упал дважды, прежде чем добрался по ступенькам наверх, к разбитой двери. Прошел несколько залов под арками, таща за собой сундук. Залы переходили в мрачные переходы. Он остановился перевести дух, осмотреться. Присел на сундук посреди прохода. Отер пот и пыль со лба и с рук. Ощупал ушиб на правом локте — он ударился им, когда падал первый раз. Дыхание у него выровнялось, в нос полез запах гниения — ударил волною. Он опять замотал лицо у носа полоской лисама, прислушиваясь к царившей в руинах тишине — тут обитали только мертвецы и привидения. Ему вспомнились эпизоды из прошлого — он увидел себя двигающимся по пути к обители эмиры.

В царившей вокруг тишине ему послышался стук кузнечных молотов в галерее слева — они там трудились над проклятым металлом. Когда-то. А вот теперь тишина одна беседовала с ним на сахарском наречии, на языке безмолвия. Небытия. Вау вернулся в Неведомое, ничего не осталось после него, кроме священной тишины. Будто Сахара и впрямь смеялась над тщеславными сооружениями и утверждала в очередной раз, что все, кроме нее самой, бренно и преходяще… Нет бытия, кроме как в Сахаре, нет ничего вечного, кроме покоя…

Надо было идти дальше.

Таща за собой сундук, он направлялся к западным воротам города. Тому, что от них осталось. Дойдя до колодца, он остановился, принялся счищать с себя пыль. Большой деревянный сундук, прямоугольный. С двух вертикальных стенок его торчали медные ручки. Все четыре стороны были окаймлены полосками металла, изящно кованой бронзы. Сундук был защищен солидным наружным замком, сделанным также из бронзы. Он разглядывал это хитроумное, пугающее устройство, вспоминая о чудесном таинственном ключе: золотом ключе султана, завладеть которым все мечтали торговцы и легенды о котором без конца плели жители равнины от мала до велика. Вчера он ускользнул от Тафават, убежал за холм. Он осмотрел останки султана, все, что напоминало о нем, амулеты и талисманы валялись в пыли, ключа, конечно, недоставало.

В душе разгорелось любопытство, он решил-таки штурмовать заветный коридор.

А теперь выбирал камень покрепче, решившись сбить напрочь увесистый бронзовый замок.

В небе показался диск солнца.

Над головой его появилась фигура вождя.

Дервиш вскочил. Попятился на несколько шагов. Бросил сундук, продолжая сжимать в руке камень. Со щек его отхлынула кровь, Бледный, он произнес боязливо: