Бесы: Роман-предупреждение

ного террору. — Фактически наше положение уже в конце 1878 года стало внушать серьезные опасения… Круто нарастав шее террористическое настроение и резко обрисовавшийся по ворот в деятельности землевольцев и прочих революционеров- народников предвещали нам всем, а особенно «деревенщине», тяжелые испытания» 1. Тайное общество «Свобода или смерть», возникшее внутри другого тайного общества — Исполнительного комитета «Зем ли и воли» в мае 1879 года, подвело окончательную черту — раскол «Земли и воли» стал реальностью. И вот важнейшее сви детельство участника: «Теперь, когда я вновь переживаю пери петии этих драматических событий, для меня все более и более становится понятной роковая неизбежность это го раскола» 2. «Земля и воля», в печатном органе которой могла появиться статья, где черным по белому было написа но: политическое убийство — это осуществление революции в настоящем, — такое общество было обречено. «Проклятая не- чаевщина…» — так, по преданию, бормотали землевольцы — противники террора. «Не надо так уж трястись и скрипеть зуба ми при слове «нечаевщина» — так, по преданию, возражали первым сторонники террора. И для доказательства того, что общество застраховано от перерождения, что оно не превратится в корпорацию убийц, в фабрику тайных казней по нечаевскому образцу, была изобре тена теория одного, самого главного, послед него убийства, убивающего все прочие убийства. Соблаз нительная теория окончательного убийства стала краеуголь ным камнем «Народной воли», центральным пунктом ее прог раммы. Как логическое следствие пути, по которому пошли народо вольцы, восприняли они письмо уже восемь лет как исчезнув шего в казематах Петропавловской крепости Нечаева, того самого Нечаева… Письмо, адресованное Исполнительному ко митету «Народной воли», в котором узник равелина не просил и не требовал, а предлагал принять меры к его освобождению. В исторической повести Ю. Трифонова об Андрее Желябо ве воспроизводится реакция народовольцев на это предложе ние: «Два, три года назад мы, действительно, были далеки от него (Нечаева. — Л. С.) и имели право возмущаться, а сейчас, дорогие друзья, мы заметно к нему приблизились. — Как! 1 Революционеры 1870-х годов, 357. 2 Там же, с. 363.

337

— Что ты говоришь? — Доказательства! Такими обвинениями не бросаются! — Господа, мы почти выполняем программу «Катехизиса». Там было сказано, что революционер должен проникнуть всю ду, во все сословия, в барский дом, в военный мир, в литературу, в Третье отделение и даже в Зимний дворец. Я помню отлично, потому что это место меня тогда поразило и показалось сказ кой. Теперь мы знаем, что вовсе не сказка, все выполнено: мы проникли к военным, к литераторам, наш агент есть у Цепного моста и побывал в Зимнем дворце! — Тарас (партийная кличка Желябова. — Л. С.), ты мо жешь убить человека? — спросила Вера (Фигнер. — Л. С.). — Не предателя, не шпиона, не врага, а просто — потому что смерть даст тебе некую власть? — А для чего убивающему некая власть? А вдруг — для всеобщего блага? Вдруг — получить власть и с ее помо щью навести на земле порядок? Ведь мы собираемся в одно из ближайших воскресений казнить царя, а он — не шпион, не предатель, не личный враг. Но мы надеемся этой казнью при обрести некую власть над историей, повернуть колесо российской фортуны. Убиваем ради блага России! В этом-то вся трагическая сложность: мечтаем о мирном процветании, а вынуждены убивать, стремимся к земскому собору, чтоб убеждать словами, а сами готовим снаряды, чтоб убеждать ди намитом. — Позволь, ты сравниваешь разные вещи: убийство не счастного Иванова и царя… — Слабо сопротивлялась одна Ве ра. Мужчины молчали. — Разные по размерам. Модель одна. Мы тоже начинали с бессмысленных убийств… А если бы Сергей Геннадиевич не был сейчас в равелине, он бы сидел с нами и руки у него были бы такие же черные… от динамита» 1. И та же Вера Фигнер спустя годы так вспоминала о впечат лении, которое произвело на нее и на ее товарищей письмо Не чаева: «Он писал, как революционер, только что выбывший из строя, пишет товарищам, еще оставшимся на свободе… Исчез ло все, темным пятном лежавшее на личности Нечаева, вся та ложь, которая окутывала революционный образ Нечаева. Оста вался разум, не померкший в долголетнем одиночестве застен ка, оставалась воля, не согнутая всей тяжестью обрушившейся кары; энергия, не разбитая всеми неудачами жизни» 2. 1 Трифонов Ю. Нетерпение. Повесть об Андрее Желябове. М., 1973, с. 468–469. 2 Цит. по кн.: Пирумова Н. Бакунин, с. 332.

338