топы: они сложны и многообразны, как и обновляющиеся в них традиции» 1. В «Бесах», как мы видели, мгновения бытия не вырваны из контекста времени, напротив: они образуют единый и цельный художественный календарь. И это глубоко закономерно: ведь сам жанр хроники — это повествование с изложением собы тий в их точной временной определенности. Эту зависимость жанра произведения от хронотопа как раз и подчеркивал сам М. Бахтин: «Хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение. Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хроното пом, причем ведущим началом в хронотопе является вре мя» 2. «Я знаю наверно, — писал Достоевский в августе 1870 го да, — что будь у меня обеспечено два-три года для этого рома на, как у Тургенева, Гончарова или Толстого, и я написал бы такую вещь, о которой 100 лет спустя говорили бы» (29, кн. I, 136). Судьба подарила ему эти два-три года — первые главы романа-хроники были отосланы в редакцию «Русского вестни ка» в октябре 1870 года, последние — в ноябре 1872-го. «Весь год я только рвал и переиначивал, — сообщает Достоевский Н. Страхову 2 (14) декабря 1870 года. — Я исписал такие гру ды бумаги, что потерял даже систему для справок с записан ным. Не менее 10 раз я изменял весь план и писал первую часть снова» (29, кн. I, 151). «Система для справок с записан ным» продолжает волновать писателя и два года спустя: «Ужас как придется в Петербурге работать. Вытребовал у них старые рукописи пересмотреть… — страшно много надо поправить, а это работа медленная» (29, кн. I, 254). Художественный календарь «Бесов», внутренняя хроноло гия романа с их скрупулезной точностью, загадками и сюрпри зами — одно из несомненных доказательств огромного труда художника, создавшего произведение грандиозных масштабов и филигранной выделки. Какой организованной, упорядочен ной, безошибочной художественной памятью — почти на гра ни человеческих возможностей — и мощным воображением нужно было обладать, чтобы сотни разомкнутых мгновений, тысячи отдельных, оборванных нитей-сигналов собрать в цель ное, подвижное и живое полотно времени. Какое чувство рит ма, меры и гармонии нужно было иметь, чтобы в этом сгустке времени незаметно, неосязаемо растворить жизни своих ге роев, сохранив за каждым из них индивидуальный временной 1 Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, с. 398. 2 Там же, с. 235.
39
поток, зафиксировав все его отдельные капли. И как виртуоз¬ но следовало владеть законами времени, чтобы в беспо рядочном хаосе текущего, за пеленой единичных впечатлений разглядеть глубинные смыслы и дать ключ к «обличению ве щей невидимых». «СДЕЛАТЬ ТАК…» (ЧЕРНОВИКИ) Есть великое счастье исследователя — сверить свое вос приятие произведения с замыслом художника, запечатленным вне самого произведения. Подготовительные материалы к «Бесам», отразившие основные этапы работы писателя над ро маном, содержат не только варианты сцен и эпизодов, характе ров и обстоятельств, разработки сюжета, композиции, интриги, но и многочисленные nota bene, специальные пометы-указате- ли, своеобразные памятки-ключи к авторским «секретам». Они позволяют видеть, как именно, по каким внутренним законам художественная мысль воплощалась в слово, схема сюжета — в повествование, заметки — в сцены и образы, планы — в ро ман. Одна из записей о характере Петра Верховенского выра жает фундаментальное свойство повествования «Бесов»: «Вся обстановка и весь ход Нечаева в том, что читателю совсем ничего не видно сначала, кроме нескольких шутовских и странных характеристических черт. Не делать, как дру гие романисты, т. е. с самого начала затрубить о нем, что вот этот человек необычайный. Напротив, скрывать его и откры вать лишь постепенно сильными художественными чертами» (11, 265). В черновиках, для себя, Достоевский скрупулезно разра батывал все тонкости и хитросплетения интриги, все подроб ности психологических ходов, все нюансы человеческих отно шений; здесь у него нет никаких тайн и никаких случайнос тей, все неожиданности и сюрпризы тщательно обдуманы и взвешены на самых точных — аптекарских, ювелирных — ве сах. И, уже «взвесив», «отмерив», он прячет все под покров тай ны. «Главное, — записывает Достоевский, — особый тон рас сказа, и все спасено. Тон в том, что Нечаева и Князя (то есть Петра Верховенского и Ставрогина. — Л. С.) — не разъяснять. Нечаев начинает с сплетен и обыденностей, а Князь раскры вается постепенно в действии и без всяких объяснений. Про одного Степана Трофимовича всегда с объяснениями, точно он герой» (11, 26). «Пусть потрудятся сами читатели» (11, 103) — так сформулировал Достоевский на страницах
40