Герой романа Б. А. Можаева «Мужики и бабы», сельский учитель Дмитрий Успенский, размышляет о «левых» и «левиз не» в революции: «Уяснили что-либо эти леваки? Ни черта! Ленина они не трогают, боятся. Зато Достоевскому достается. Теперь обвиняют Достоевского в том, что он окарикатурил революционеров в своих «Бесах». Но это же чепуха! О чем больше всего пеклись эти вожачки вроде Петеньки Верховен ского или Шигалева? Да об установлении собственной дикта туры. А эти о чем запели?» 1 Эти — вожаки новой формации, деятели конца двадцатых годов, поэты продразверстки, ини циаторы раскулачивания: те и эти — вот главный предмет данного исследования, равно как и предмет пристального внимания автора «Мужиков и баб» Б. Можаева. Вопрос — острый, сверхактуальный, поставленный самой жизнью, — как работает роман «Бесы» сегодня — долгое вре мя вынужденно интерпретировался историками литературы и критиками только в связи с бесовщиной инонациональной. С помощью «Бесов», явивших «анатомию и критику ультра левацкого экстремизма» 2, описывали события, происшедшие 1 Можаев Б. Мужики и бабы. — «Дон», 1987, № 1–3. Далее роман цитируется по этому изданию. 2 Сучков Б. Л. Великий русский писатель. — В кн.: Достоевский — художник и мыслитель. М., 1972, с. 20.
там, где власть была захвачена политическими честолюбцами и использована в грязных и преступных целях. Идейные на следники героев Достоевского обнаруживались в Китае, Чили и Кампучии; следы романа просматриваются в Латин ской Америке, Японии, Индии. Несомненно: подобные парал лели имеют в высшей степени законное право на существо вание. Универсальный смысл исторического и духовного опыта, содержащегося в «Бесах», дает уникальную возможность по знания и осмысления любых аналогичных ситуаций. Тем не менее для всех и всегда было очевидно: наиболее точно, наиболее пророчески, наиболее трагически «работает» аналогия «Бесов» на наших, а не иноземных примерах. Ибо как бы мы ни обличали ультралевацкий экстремизм, маоизм или полпотовщину, с кем бы мы ни сравнивали Петра Верхо венского и Шигалева, нам никуда не деться от того обстоятель ства, что уже давно весь мир и мы сами прежде всего сопостав ляем художественный мир «Бесов» с тем, что произошло у нас дома. Действие романа, занимающее тридцать дней, выплес нувшись за границы повествования, растянулось на долгие десятилетия; будущее было угадано с невиданной, пугающей силой предвидения. Литература и жизнь как бы поменялись местами: прототипами иных реальных деятелей стали вымыш ленные герои из романа Достоевского. Так что вопрос о том, например, где искать следы избежавшего наказания и исчез нувшего из России Петра Верховенского, или о том, как тран сформировалась и обрела силу закона теория Шигалева, имеет скорее рабочий, исследовательский, чем досужий инте рес. А это значит: начинается освоение реального просто ра вечной темы — русская революция и русская литература. В этом смысле появление романа Б. Можаева «Мужики и бабы», в котором ориентация на идеи и образы «Бесов» глу боко осознана и откровенно заявлена, в высшей степени зако номерно и символично: жизнь, словно бы «начитавшаяся» Достоевского, требовала специфически «достоевского» осво ения.
ДВЕ ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ХРОНИКИ Есть, видимо, некая художественная закономерность в том, что рассказ о событиях, насыщенных жгучим полити ческим, историческим, катастрофическим смыслом, нагружен временем и требует хроникального повествования. Хорошо известно, что на той стадии развития замысла, когда роман «Бесы» включался в состав грандиозного «Жития