Бесы в Париже

— Вас обстреляли, — заявил он. — Не понимаю, какого черта вы это терпите. Всем известно: это же коммунисты.

— Благодарю за совет, — ответил президент. — Он, безусловно, обнаруживает глубокое понимание нашей сложной политической ситуации.

Он встал:

— Господа, могу только добавить следующее. Мне представляется, что вы стремитесь подтолкнуть нас к административным — то бишь полицейским — мерам против коммунистов. Думаю, в субтропическом климате Вашингтона это могло бы выглядеть логичным. Именно этому, вероятно, я обязан высокой чести беседовать не с кем иным, как с руководителем ЦРУ. Но должен заявить, что я решительно отказываюсь быть втянутым в какие-либо действия, способные привести к гражданской войне в нашей стране, — к войне, победу в которой я никоим образом не смог бы гарантировать.

Он устремил на адмирала холодный взгляд.

— Здесь вам не колония, адмирал. Не Ла-Пас, не Сантьяго и даже не Буэнос-Айрес. Это Париж. Не считаю возможным продолжать нашу беседу. Передайте, пожалуйста, мои наилучшие пожелания президенту США и желаю приятно провести время, пока вы еще у нас.

Они снова обменялись рукопожатиями. Отпуская руку премьер-министра, доктор Киссинджер заметил:

— Пожалуйста, не забудьте: правительство не в силах влиять на то, что могут предпринять наши банки. Как бы потом не пришлось пожалеть.

Он пожал плечами, тонко улыбнулся и удалился вслед за массивной фигурой адмирала.

— Давайте встретимся с этим вашим Хеммингом сегодня, — предложил он, когда они спускались по лестнице.

— Я это организую, Генри, — согласился адмирал и добавил: — Вот чертовы дураки!

Рольф Хемминг занимал дорогую квартиру в шестнадцатом округе, недалеко от Булонского леса. Она была полностью перестроена согласно его несколько своеобразным вкусам — Хемминг был гомосексуалистом. Светильники венецианского стекла в гостиной бросали нежный свет на двери, покрытые в несколько слоев лиловой краской. Обюссонские ковры были великолепны, а столовую украшали две прелестные головки Греза, повешенные слишком уж напоказ, будто в картинной галерее. Удобные, глубокие диваны и кресла были обиты платной бледно-серой материей, на некоторых обивка была цвета кофе с молоком. Все это производило впечатление одновременно и некоторой вульгарности, и старомодной изысканности. Черный слуга, уроженец Сомали, с великолепной мускулатурой, был в белой национальной одежде с золотой вышивкой.

Доктор Киссинджер осторожно присел на один из диванов. Адмирал остался стоять спиной к открытому окну, откуда веяло угнетающей уличной жарой. Рольф Хемминг, такой же фатоватый, как его жилье, и такой же старомодный с виду, расположился в кресле. Было четыре часа пополудни. Им подали коктейль «Кровавая Мэри».

— Мои осведомители, — начал Хемминг, речь его была изысканно-манерной, — говорят, будто это дело рук коммунистов, которые рассчитывают, что дестабилизация послужит им на пользу во время выборов. Население захочет ценой своих голосов купить мир и спокойствие…

— Чепуха, — возразил Киссинджер. — Даже французские коммунисты не такие идиоты, а уж они-то — одни из самых глупых в Европе.

— Мне не кажется это столь уж неумным, доктор Киссинджер, — не согласился Хемминг. — В этой стране люди всегда голосуют за тех, на чьей стороне, как им кажется, успех. Так они поступали в прошлом и, согласно прогнозам, точно так поведут себя и в данном случае.

— Кто этот ваш осведомитель?

Хемминг взглянул на адмирала, но ответил Киссинджеру:

— Вы задали трудный вопрос, сэр. Я не уверен, что имею право говорить о своих источниках информации.

— Не имеете! — резко сказал адмирал. — Я уже обсуждал эти дела с Хеммингом, Генри. Я доверяю этому источнику.

— Но это же чушь! — повторил Киссинджер. — И скажите мне такую вещь: почему они никого не арестовали? Уж не думаете ли вы, что их полиция вообще ни на что не способна?

— Отчасти действительно ни на что не способна, а отчасти коррумпирована.

— А мы-то действуем в этом направлении, Кент?

— Хотел бы я, чтобы это было так. — Адмирал пожал плечами.

— Есть у вас контакты с французской полицией или с контрразведкой?

Хемминг кивнул. Если Киссинджер рассчитывал на более подробный ответ, то его ждало разочарование.

— Может, вы знаете, насколько они продвинулись в распутывании этой проблемы?

— Знаю, доктор Киссинджер. Они очень далеки от того, чтобы ее решить.

— Все эти взрывы и нападения — действительно дело чисто внутреннее?

— Полагаю, что это так, но Москва их наверняка одобряет.

Киссинджер сделал нетерпеливый жест. Эти люди так же безнадежно увязли в своей школярской демонологии, как русские — в своей. Спорить с ними — просто время терять.

— Будь что будет, — сказал он. — Но мы должны придать этому делу интернациональный характер, чтобы получить возможность вмешаться на законных основаниях. Если оставить это французам, они все просрут. Сегодня утром мы их слегка обескуражили — надеюсь, они поняли насчет банков. Но надо искать и другие пути.

— Вы на самолет рассчитываете успеть, Генри? — неожиданно спросил адмирал.

Киссинджер глянул на часы:

— Да, пошли.