Бета Семь при ближайшем рассмотрении

К тому же в памяти остались пустые Сашкины страшные глаза, острая боль в запястье, которое сжал в своих клешнях робот, тащивший его туда, где до этого стоял его товарищ.

Из всего этого следовало, что, скорее всего, он не умер, что сознание его живет, но живет вне тела, в некоем электронном устройстве. Утешеньице было невелико, слов нет, но помог Крус. Он уже знал, что прикосновение – он мысленно назвал его Прикосновением с большой буквы принадлежало существу, образу, сознанию, памяти – кто знает? – по имени Крус.

Он сказал себе, что, если будет жив, что было в высшей степени сомнительно, навсегда запомнит эту спасительную поддержку, сострадательное и нежное прикосновение.

И вот Крус пришел, ласково позвал за собой, и не было больше невесомой бесконечной тьмы. Они скользнули вниз и оказались на земле. Мимо шли странные трехрукие гномики с клювами вместо носа, но никто не смотрел на них. «Равнодушны, как роботы, – подумал Надеждин, но тут же поправил себя: – Почему я так уверен, что нас видят? Это же просто воспоминания. Мой товарищ по электронной темнице взял меня с собой в путешествие по памяти. Спасибо, друг, спасибо, Крус».

А вот и металлические великаны. Для роботов они и тогда вели себя довольно-таки по-хозяйски. Вот один робот взял гномика за руку и потащил – да, да, потащил, почти так же по-хозяйски, как его тащили в круглой камере под страшный колпак. Может, это ребенок?

Надеждин задал себе этот мысленный вопрос, представил маленького гномика и гномиков побольше, и Крус понял его. Нет, тащили взрослого гнома, потому что маленький гном, вон он, был гораздо меньше.

«Спасибо, Крус, ты пытаешься понять меня. И я стараюсь понять тебя. И это прекрасно. Прости меня за выспренность стиля, но что может быть прекраснее, когда два живых существа пытаются понять друг друга? Я не большой философ, я всего-навсего командир грузового космолета, но я думаю, что не разум как таковой венчает природную пирамиду, а стремление понять другого, утешить и помочь».

«Да, – сказало прикосновение Круса, – это, наверное, так».

* * *

– Это Галинта, – сказал Густов дефам, которые молча стояли и смотрели на него. – А это, друг Галинта, мои товарищи. Что с тобой, ты боишься?

Трехрукий сжался, опустил голову, и все его четыре глаза затянулись белесыми перепонками. Он прижимался к Густову, и тельце его вздрагивало. Он так и не отпустил руку Густова, наоборот, вцепился в нее, как испуганный ребенок.

«Именно так, – подумал Густов, – как испуганный ребенок». В конце концов, так уж велика разница между этим клювастым трехруким существом и им, землянином? И если он прижимается к нему, значит, верит ему и ищет у него защиты. Странно, странно, конечно, гладить по головке такого гномика и следить, как все его четыре глаза по очереди вращаются, следуя за твоей рукой, но все равно приятно. И даже чувство голода ослабло – таким могучим ощутил себя на мгновение Густов.

– Это верт, – сказал наконец Утренний Ветер. – Их давно нет. Откуда он пришел?

– Я привел его из подземелья, – сказал Густов и улыбнулся. Уж очень забавно прозвучали его слова. Речитатив из какой-нибудь старинной оперы.

– Разве верты живы? Их нет. Это все знают.

– Это сразу не объяснишь, Утренний Ветер. Я тебе рассказывал, но ты не слушал. Там много вертов…

– Они там живут?

– Нет. Они неживые.

– Как же ты его привел?

– Мне трудно объяснить, но там есть устройство, которое, видимо, оживляет вертов.

Все помолчали. Наконец один из дефов сказал:

– Зачем он нам?

– Как зачем? – удивился Густов.

– Верты плохие.

– Почему?

– Верты плохие, – упрямо повторил деф.

– Чем же они плохие?

– Это все знают.

– Кто все?

– Все.

– Но что плохого он сделал тебе?

– Мне он ничего не сделал, потому что они умерли. Они потому и умерли, что плохие. Все умерли.

– Утренний Ветер, – спросил Густов, – я не понимаю, почему вы…

– Видишь ли, Володя, есть вещи, которые знает каждый кирд. Это называется история. Каждый кирд знает, что верты плохие. Они эксплуатировали кирдов, отнимали у кирдов аккумуляторы…

– Зачем им нужны были аккумуляторы?

– Как зачем? Все знают, для чего нужны аккумуляторы. Без них и шагу не ступишь.

– Но я же обхожусь без аккумуляторов.

– Ты – другое дело.

– Может быть, им тоже не нужны аккумуляторы. Посмотрите на Галинту. У него же совсем другое тело, не как у вас. Мне кажется, никакие аккумуляторы ему не нужны. Но дело не в них. Я никак не возьму в толк, почему все-таки верты плохие.

– Тебе же объясняют, – нетерпеливо сказал Тропинка, – они плохие. Это все знают.

– Это я уже слышал, – сказал Густов. – Но вы повторяете одно и то же: они плохие, это все знают.

– Но это действительно все знают, – сказал Утренний Ветер. – Я никак не пойму, чего ты хочешь.

– Я хочу не заклинаний: «Это все знают, это все знают». Я хочу фактов.

– Что такое факт?

– Это то, что случилось на самом деле.

– Вот тебе факты: верты отнимали у кирдов аккумуляторы, они их заставляли много работать. Они плохие. Это факты.

– Откуда ты их знаешь?

– Ты говоришь странно, Володя, – сказал Утренний Ветер. – Их все знают.

– Откуда?

– Что значит откуда?

– Ты видел когда-нибудь вертов?