Бета-тест

– Обычная дуэль между двумя игроками, – объяснил стример. – Версиана не позволяет прокачивать свой уровень таким путем через прямой бой. Иначе два игрока смогли бы по взаимному сговору качаться, не выходя из парка. Так что тут нужен навык стратега. Руководить противоборствующими фракциями.

– Столкнуть лбами две группировки НПС, которые уже готовы воевать, но не имеют цели, – добавил Бурелом. – Редко когда такое увидишь. Да и халява слишком часто не прокатывает. Чуток поигрался – через минуту все затихает, провокаторы сбегают, боты эвейдятся, Москва живет. Короче, все как в жизни.

– В жизни? – Я оглянулся. – В жизни ты тоже провоцируешь посторонних на взаимное мордобитие?

– Вообще-то не я их тут собрал.

– У них уши из общего места растут, – сказал Меркуцио. – И ЛГБТ-сообщества, и феминистки – стороны одной медали. И медаль эта неспроста чеканится в общем дворе. Кому выгодно – тот и бросает нужной стороной. Но иногда крутит на ребре, смотрит, куда дует ветер. Я лишь помог монете упасть.

– У феминисток и геев общие корни? – усомнился я.

– Конечно. Как они, по-твоему, получили право на митинг в одно время, в одном месте?

– Не имею отношения ни к первым, ни ко вторым, – произнес я. – Так что… да, понятия не имею. Может, ты и прав. Тебе виднее.

– Ага, – поддакнул медведь. – Ты же теперь типа друг этих… колоритных.

– Я вижу в них людей, – спокойно сказал Меркуцио. – Обычно этого достаточно, чтобы они тоже относились ко мне как к человеку. Большего не требую.

Из толпы к нам вышла женщина, с которой все началось. Ее лицо было в синяках, и она держалась за сломанный палец.

– Ой, тетя, и ты тут, – заметил Бурелом. – Почему не сэвейдилась?

– Рядом с нами держалась, – догадался Меркуцио. – Женщина, просто отойдите от нас и увидите, как ваши раны затянутся сами. А про нас даже не вспомните. Заверяю вас, все так и будет.

– Вечно вы ведете себя как скоты, – прошипела женщина с болью в голосе, от которой мне стало не по себе. – Уйди, не мешай… Заползи в норку… Одни и те же команды, словно мы шавки какие. Не хотите отвечать за свои поступки, да? Оскорбили, унизили, а теперь вместе сидите, как ни в чем не бывало! А мне приказываете уйти и все забыть?

Оба игрока переглянулись. Меркуцио в растерянности развел руками.

– Я не имел в виду… – начал он, но женщина его прервала:

– А ведь ты прав, урод. Мы все стерпим, нам природа велела терпеть. Мы уйдем, вы исчезнете с глаз долой, а там пройдет время – и огонь в нас стихнет. Стерпится, слюбится, но не забудется. Раны затянутся, а в душе прорастет боль. И стоит нам о своей боли заявить, как снова получаем удары от вас.

– Эй, я вас защищал вообще-то, – напомнил Бурелом, который, впрочем, тоже стал беспокойно ерзать.

– Нас не защищать нужно, а оберегать, – сказала женщина, и ее губы задрожали. – Не нужно показывать, как красиво вы побеждаете насильника! Нужно приложить все усилия, чтобы этого насильника мы не встретили никогда! В этом нет ни красоты, ни бравады, но только так и познается мужчина.

Меркуцио выронил пуговицу, которую пытался приспособить обратно на рукав миниатюрной булавкой.

– Вот эта толпа мерзавцев вышла, чтобы нас опошлить. – Женщина показала на угрюмых мужиков. – Они настолько возненавидели феминизм, что готовы записаться в геи, лишь бы смешать нас с грязью. Когда ты против феминизма – считай, уже наполовину не мужчина. Коли перестаешь слышать женщину – ты вырываешь у себя мужское начало. Это первый шаг на пути к падению, и обычно вы проходите полную дорогу и становитесь теми, кто сегодня мешает нашему собранию. А нас записали в СЖВ-сообщества, потому что так проще. Влепить клеймо психованных дур, потому что так не будет проблемы. Геи могли бы подарить нам прерогативу, которую оставляют себе, и избавиться от черты, которую надумали, чтобы привлечь внимание. Мы же свою не придумывали – это наша боль и наш крест. Катитесь к черту. Катитесь вы все.

Она повернулась и ушла, скрывшись в толпе. Я хотел посмотреть, как она исчезнет, но потерял ее из виду. Мне казалось, она все еще там. Все еще в самосознании.

– Народ, – обеспокоенно обратился Бурелом. – С кем мы сейчас говорили?

– С искусственным интеллектом Версианы, – пробормотал Меркуцио. – В той мере, в которой он успел проанализировать реальный прототип этой активистки на основе ее слов, движений, действий, сопоставляя их с нейрооблаком психотипов всех других жительниц Москвы.

– Заставить гомосеков отдать феминисткам пре… прерогативу, – попытался размышлять вслух медведь и тут же снова вскочил на четыре лапы. – Запретить геев, разрешить лесбиянок! И овцы сыты, и волки… тьфу!

– Я думаю, она имела в виду что-то другое, – намекнул я, но Бурелом не слушал.

– Роскошный же расклад выходит! – не унимался он. – Фемки орут за права, так? За превосходство над мужиками? Вот и давайте оставим за ними эксклюзивное право на гейство! Останутся лесбияночки, а содомитов запретим! С лесбиянками я проживу, и без содомитов тоже. И фемки успокоятся, потому что получат то, что запрещено мужикам. Ха! Ха-ха! Это же гениально, народ! Гениально!