Трудился день и ночь, выслеживал розовые облачка и тепловые следы, брал направление по анонимным голосам в рации, постоянно клеил дермы, вычищавшие яды из крови, спал по полчаса в сутки...
— Из них кто-то умер? — спросила Кларк.
— Мне сказали, что они умерли в карантине. — Он фыркнул, распекая себя за глупость. «Что нужно, чтобы одурачить мастера? Пять лет вне игры и голос на радиоволне».
— Така была права, просто не додумала до конца, — сказала Лени. — Сеппуку убивает, если его не остановить. Она просто не знала, что он каким-то образом останавливает сам себя. К тому же у нее... проблемы с самооценкой...
«Какая неожиданность», — сухо подумал Лабин.
— Уэллетт привыкла к тому, что она — неудачница, и при малейшем поводе решила, что опять облажалась. — Кларк смотрела на Лабина с надеждой и ужасом. — Но она с самого начала была права, Кен. Мы возвращаемся к пройденному: кто-то, как видно, придумал способ разделаться с Бетагемотом, а кто-то другой пытается ему помешать.
— Дежарден, — сказал Лабин.
Кларк замялась:
— Возможно.
— Никаких «возможно». Ахилл Дежарден стоит так высоко, что просто не мог не знать о попытке вылечить континент. Эрго, он не мог не знать об истиной природе Сеппуку Он попросту лгал.
И Кларк кое в чем ошиблась. Это не возвращение к пройденному. Раньше Лабин не тратил две недели, сражаясь на стороне врага.
Враг... ему не нравилось это слово. Оно не числилось в его словаре, вызывало в памяти скудоумные дихотомии, вроде противостояния «добра» и «зла». Любой трезвомыслящий индивидуум должен понимать, что ничего такого не существует: есть вещи, которые работают и которые не работают. Более эффективные и менее эффективные. Предательство со стороны друга, может, и плохая адаптивная стратегия, но не зло. Поддержка потенциального I союзника может служить общим интересам, но это не делает ее добром. Даже ненависть к избивавшей тебя в детстве матери совершенно бессмысленна: проводку в мозгу не выбирают. Любой человек с подобными схемами искрил бы не меньше.
Лабин мог сражаться насмерть без ненависти. Он мог мгновенно перейти на другую сторону, если того требовали обстоятельства. Проблема заключалась не в том, что создатели Сеппуку были правы, а Ахилл Дежарден — нет. Просто Кена ввели в заблуждение, когда он выбирал, где быть конкретно ему.
Лабина всю жизнь использовали. Но прощать того, кто воспользовался им без его ведома, он не собирался.
Что-то затикало у него внутри, какой-то маятник закачался между «прагматизмом» и «одержимостью». Вторая установка давала особую целеустремленность, хотя в прошлом зачастую приводила к невыгодным адаптивным решениям. Лабин пользовался «одержимостью» экономно.
И воспользовался ею сейчас.
Дежарден. С самого начала за всем стоял он. За пожарами, за контратаками и намеренными заблуждениями. Дежарден. Ахилл Дежарден.
Дежарден им играл.
«Если это не повод, — подумал Лабин, — то что еще?»
Мотоплан был подарком от правонарушителя. Для продолжения разговора стоило отойти от него подальше.
Лабин взял Кларк под руку и отвел к лазарету. Она не сопротивлялась. Может, заметила, как он переключил тумблер. Села на место водителя, он — на пассажирское.
Рикеттс притулился на заднем сиденье. Он был румянее обычного, на лбу испарина, но сидел прямо и с откровенным удовольствием жевал белковый брикет.
— О, опять встретились, — приветствовал он Лабина. — Помнишь меня?
Кен повернулся к Кларк:
— Он — все еще правонарушитель. Система уже не та, что прежде, но ресурсов в его распоряжении полно, а над ним — никого, кто мог бы его обуздать.
— Знаю, — согласилась Кларк.
— Возможно, он установил за нами наблюдение.
— Ты что, боишься, что большие шишки подслушивают? — с полным ртом питательных веществ пробубнил Рикеттс. — Эт ты зря. У них нынче других забот полно.
Лабин ответил мальчику холодным взглядом:
— О чем речь?
— Вообще-то, он прав, — вставила Кларк, — кое-кто вот-вот утратит контроль над своими...
Ее перебил глухой звук, похожий на залп далекой артиллерии.
— Внешними демонами, — закончила она, но Лабин уже выскочил из машины. За полосой воды, в распластанной тени ветряков, пылала водородная станция.
Они как будто мгновенно поменялись местами.
Кларк теперь отстаивала политику невмешательства:
— Кен, нас всего двое!
— Один. Я справлюсь в одиночку.
— С чем именно? Если в УЛН предатель, пусть Управление с ним и разбирается. Должен быть способ передать сообщение за океан.
— Я и собираюсь, если мы найдем доступ к трансатлантической линии. Но сомневаюсь, что от этого будет толк.
— Можно вести передачу с «Вакиты».
Лабин покачал головой:
— Нам известно, что в УЛН есть, по меньшей мере, один предатель. Сколько еще работает с ним, мы не знаем. Нет гарантии, что сообщение, посланное через любой узел в Западном полушарии, дошло бы по адресу, даже... — он бросил взгляд на пожар у берега, — даже если бы не
— А мы отойдем от берега. Можем переплыть океан и доставить письмо лично, если...