Бетанкур

Что касается Алексея Ивановича Рокасовского, то «по успехам в науках» уже в четырнадцатилетнем возрасте он был произведён в прапорщики, а через год получил звание подпоручика. Заняв должность репетитора при генерал-лейтенанте Бетанкуре, он получил чин инженера 3-го класса и воинское звание поручика.

Через пять лет в чине капитана Рокасовский вместе с Бетанкуром будет строить в Нижнем Новгороде ярмарку. В 1842 году Алексей Иванович станет членом особой комиссии, учрежденной при Департаменте железных дорог Главного управления на время сооружения железной дороги Санкт-Петербург — Москва, а после вступления графа Клейнмихеля в должность главноуправляющего займёт место его заместителя с поручением управлять Департаментом искусственных дел.

В 1848 году Рокасовский будет назначен членом Комиссии по построению Исаакиевского собора, членом Центрального комитета по принятию мер к прекращению холеры. 11 апреля 1848 года он получит имперский орден Белого Орла с девизом «За веру, царя и закон». В этом же году Рокасовский станет сенатором и председателем Учебного комитета «для сосредоточения в нём направления умственного образования и наблюдения за его ходом по ведомству путей сообщения».

Умрет Рокасовский 1 мая 1850 года в Петербурге, оставаясь до самой смерти заместителем главноуправляющего путями сообщения и публичных зданий всей Российской империи. Именно Рокасовский любил повторять: «Мы все вышли из Бетанкура».

СВЕТСКИЙ ПЕТЕРБУРГ

Летом 1814 года Петербург был просто наводнён превосходными театральными труппами. Среди них русская, французская, немецкая и итальянская оперы. Каждый день давали трагедии, комедии, водевили или драматические спектакли. В балете блистали европейские звёзды. Словом, в отношении изящества Петербург не уступал предвоенному Парижу! Анна Джордейн стала членом Музыкального собрания, в состав его входил сам Государь и многие представители августейших семей. В залах собрания часто устраивали концерты и блистательные балы, а иногда и маскарады, обожаемые старшими дочерьми Бетанкура — Каролиной и Аделиной.

Бетанкур не любил светских вечеров, но он ещё при испанском дворе отлично усвоил, что без «паркетной дипломатии» и общения в свете никакую науку не сделаешь — на её развитие нужны деньги.

Вся знать и богачи в Петербурге имели собственные шлюпки или катера, как правило, искусно украшенные. В хорошую погоду Нева была усеяна ими. Воздух оглашался русскими песнями, прекрасно исполняемыми удалыми гребцами. Каждый погожий летний вечер превращался в праздник для всего города, и толпы горожан расходились по барским дачам, где веселились любимцы фортуны.

Август 1814 года, когда Петербург праздновал победу над Наполеоном, был особенно богат на различного рода увеселения. Гусары на яликах прямо из бутылок пили донское вино, бывшее ничем не хуже шампанского.

По приглашению главного директора Императорских театров обер-камергера Александра Львовича Нарышкина семья Бетанкура наконец-то услышала знаменитый роговой оркестр, дававший представление на Крестовском острове. На лужайке были накрыты подковообразные столы, на них в изобилии стояли вазы со всевозможными фруктами и сладостями. Слуги в зелёных, расшитых золотом платьях и ботфортах предлагали любое угощение на выбор. В небольших стаканах подавали английский портер и местное сладкое пиво. Бетанкур дождался, когда принесут красное вино, и сразу выпил два фужера, за что получил порицание от жены с пожеланием не увлекаться спиртными напитками.

Знаменитый нарышкинский роговой оркестр произвёл на чету Бетанкур неизгладимое впечатление. Таких неповторимых, прозрачно-серебристых звуков они ещё никогда не слышали, хотя роговые оркестры в то время в Петербурге были не редкость. Оркестр состоял из сорока инструментов: маленькие рога имели длину двадцать сантиметров, большие достигали трех метров, все они были слегка загнуты на конце. Музыканты, одетые в красные кафтаны и зелёные шаровары с золотым позументом, с большим умением дули в изогнутые трубы. При этом каждый инструмент издавал звук только одной высоты и тембра. В оркестре играли барские крепостные, от них требовалось точно отсчитать паузы и в нужный момент дунуть в рог. Если музыкант фальшивил во время концерта хоть один раз, его секли розгами, но публика об этом не знала и считала, что оркестр состоит из прекрасных исполнителей.

Нередко крепостной попадал в оркестр ещё в детстве, и за ним навсегда закреплялся один инструмент. Он должен был всю жизнь выдувать только одну ноту, таким образом превращаясь в «живую клавишу». Иногда музыканты даже теряли свои имена и отзывались на название ноты: До-диез или Си-бемоль.