Бетанкур

На одном из великосветских приёмов в феврале 1816 года Бетанкур встретился с графом Ламбертом: он свёл с ним близкое знакомство ещё в Мадриде, когда тот служил в должности секретаря русского посольства. Августин Августович попросил графа порекомендовать ему какого-нибудь толкового молодого человека для работы с деловой перепиской в Экспедиции по заготовлению государственных бумаг: в обязанности входил перевод документов с русского на французский. Выбор Ламберта пал на девятнадцатилетнего Филиппа Филипповича Вигеля, в то время служившего в Министерстве финансов. Через несколько дней в Юсуповском дворце, в кабинете Бетанкура, граф Ламберт представил генералу молодого человека. После встречи Вигель оставил о Бетанкуре в дневнике следующую запись: poli comme un grand seigneur[13].

В марте 1816 года Филипп Филиппович приступил к работе, получив от нового начальника кипу бумаг: их срочно требовалось перевести на французский. Бетанкур отказывался подписывать документы, не понимая их смысла. Находчивый Вигель тут же внедрил в делопроизводство новую технологию: на перегнутом пополам листе, на одной половине страницы, Бетанкур подписывал французский текст, а на другой русский перевод подтверждал Вигель. Таким образом, требовалось сначала написать бумагу, перевести её, после исправлений снова переписать и занести под номером в особую тетрадь. Только по линии Экспедиции заготовления государственных бумаг через Бетанкура ежемесячно проходило около шестидесяти тысяч рублей; их нужно было правильно оформить и задокументировать.

С порученной работой Вигель справлялся отлично, но у него возникли конфликты с подчинёнными Бетанкура, например с инженером Вильгельмом фон Треттером, — Вигель считал его гнусным плутом. В своих воспоминаниях он напишет: «Дотоле знал я только честных немцев; но видно, эта нация совсем переродилась, и Треттер был первым из тех бесчисленных примеров, которые, наконец, заставили меня переменить мнение насчёт его соотечественников… в первый раз мог я заметить разницу в расположении к нам немцев и французов: первые ненавидят нас, как возмужалых и непокорных учеников, которых надеялись они вечно держать в опеке; последние видят в нас победивших, но прежде того побеждённых ими великодушных противников».

Когда был образован Комитет для строений и гидравлических работ, Вигель был принят на службу в должности секретаря управляющего. Одно из первых поручений, которые должен был выполнить комитет, — перестройка придворных конюшен.

СТРОИТЕЛЬСТВО КОНЮШЕННОГО КОРПУСА

Бетанкур поручил это задание Антону Модюи и тут же в ответ услышал, что выпускник Французской академии изящной архитектуры никогда не будет заниматься отхожими местами для лошадей и проектировать сливы конской мочи и вывозы навозных куч. Бетанкур был обескуражен и даже не знал, кому, после столь дерзкого ответа, передать эту работу, но тут свои услуги предложил Василий Петрович Стасов, любивший верховых лошадей и знавший в них толк.

Русский архитектор тщательно обследовал старое здание конюшен и согласовал с Бетанкуром новый проект. Работа началась в 1817 году и закончилась в 1823-м. При строительстве Конюшенного корпуса были найдены новые технические решения: по предложению Бетанкура построили чугунные колонны и перекрытия, а также организовали подачу воды для лошадей с помощью паровой машины. Не оставил Бетанкур без подряда и бригаду своего любимого каменотёса — Самсона Суханова. В водопойных залах были установлены гранитные чаши его работы.

По проекту Стасова южный фасад стал основным, а северный — дугообразный корпус с колоннадой из двадцати двух колонн — протянулся вдоль Екатерининского канала и реки Мойки. Кроме конюшен, на первом этаже нового здания разместились мастерские, а на втором — квартиры чиновников. После окончания всех строительных работ в 1823 году фасады, по предложению Стасова, окрасили в светлосерый цвет с белыми деталями. Любопытно, что именно в этой конюшне в своё время французский скульптор Этьен Морис Фальконе выбрал породистого скакуна для работы с натуры при создании Медного всадника. А примерно пятьдесят лет спустя уже Пётр Карлович Клодт, работая над скульптурной композицией на Аничковом мосту, выберет именно там двух породистых лошадей, увековеченных в камне сначала в Санкт-Петербурге, а затем в Неаполе.

Больше с конюшнями Бетанкур к Модюи не обращался — француз стал заниматься проектными изысканиями.

ЗОЛОТОЙ ВЕК