Бетховен

Беттина недолго прожила в Вене, но Бетховена оживила встреча с ней. В начале лета 1810 года он работал над Струнным квартетом № 11 (фа минор, опус 95) — великолепным и мрачным произведением, построенным на мощных антагонизмах и завершающимся торжественной частью, которая во многом напоминает увертюру к «Эгмонту». «Счастье преследует меня, — писал он Цмескалу 9 июля 1910 года, — и по этой самой причине я уже боюсь нового несчастья».

Счастье? Наверное, это его встреча с Беттиной, которой он всё еще ослеплен. Несмотря на денежные проблемы (его меценаты, разоренные войной, не хотят выплачивать ему содержание — «Есть ли что-нибудь более мелкое, чем наши великие», — ворчит он), к нему вернулась надежда. Влюблен ли он в Беттину? Письмо, написанное им 11 августа 1810 года, не оставляет сомнений на этот счет: «Весна этого года — самая прекрасная, — это я говорю и чувствую, — так как я познакомился с Вами». Она «ангел», он зовет ее «дорогая Беттина», справляясь попутно, не говорила ли она о нем с Гете… «С тех пор, как Вы уехали, я пережил досадные часы, мрачные часы, когда нельзя ничего делать». Если это не любовь, то очень похоже.

Людвиг наверняка не знал, что за Беттиной уже давно ухаживает поэт Ахим фон Арним. Она его не любила, но тем не менее вышла за него замуж в следующем году — это был брак по расчету. Прощай, любовь? Письмо Бихлеру передает ее смущение, если не больше, после встречи с Бетховеном. Но она далеко…

В августе 1810 года она жила в Теплице, в Богемии, рядом с Гёте. Если верить Ромену Роллану, великий человек вел себя с молодой женщиной не лучшим образом: бес толкал его в ребро, и он распускал руки. Беттина пользовалась этим, чтобы твердить ему о Бетховене, но без особого успеха. У Гёте — гения поэзии, драматургии, романистики, светоча мысли, разностороннего ума — был один недостаток: он ничего не понимал в музыке. Величайшие композиторы, в частности Франц Шуберт, облекали его стихи в чудесные звуки, но он оставался бесчувственным к музыкальному гению. Наверное, это вина его окружения: его «музыкальный советник» и друг, профессор музыки Карл Фридрих Цельтер, довольно ограниченный музыкант и к тому же святоша, увидел в оратории «Христос на Масличной горе» «бесстыдство, основа и цель коего — вечная смерть». Этот напыщенный дурак корил Бетховена за то, что он «употребляет палицу Геркулеса, чтобы избивать ею мух», и «пожимал плечами, глядя на такую растрату таланта с целью щегольнуть пустячками». Репутация Бетховена в глазах Гёте складывалась из таких суждений. Беттина была этим возмущена. В декабре 1810 года она написала Гёте резкое письмо, сказав всё, что думает о Цельтере, — пылкое письмо, практически манифест:

«Цельтеру не следует равняться с Бетховеном; в музыке он деревянный чурбан. Он может сносить всем известное не потому, что понимает, но потому, что приучен к этому, как осел к своей поклаже. ‹…› Сила любого искусства в том, что оно отторгает смерть и ведет человека на небеса; но там, где стоят на страже филистимляне, он унижен и острижен: то, что должно быть свободным изъявлением воли и жизни — не более чем механизм, а потому можно сколько угодно ждать, надеяться и верить — ничего не выйдет».

Гёте отнесся к этому письму невозмутимо и ответил Беттине просто: «В твоей головке родятся невероятные причуды, за которые я не хочу читать тебе нотаций и огорчать тебя». Несколько месяцев спустя, выйдя замуж и решившись, наконец, признаться в этом Гёте, она возобновила свой натиск в пользу Бетховена, но без большого успеха: Гёте оставался глух.