Бэтман Аполло

Название изменилось. Мне стало страшно глядеть на черную ладью. Так страшно, что в моей голове что-то поддалось, и я вдруг перестал ее видеть. Совсем. Теперь в иллюминаторах было лишь море, покрытое однообразными волнами. Но я не испытал по поводу этой трансформации никакого шока — а только большое облегчение.

К счастью, на самолете был душ со всем необходимым. И чистая одежда — дубликат того костюма, в котором я прилетел. Но в первую очередь я состриг отвратительные загибающиеся ногти, очень затруднявшие любое действие руками. Сбривая бороду, я порезался — мне никогда раньше не приходилось иметь дела с такой длинной щетиной.

Бортпроводник в синем хитоне и легкой золотой маске уже не отворачивал от меня лицо — что вполне меня устраивало.

— Сколько времени я провел на корабле? — спросил я.

— Не могу знать, — ответил он.

Я понял, что это мог быть уже совсем другой проводник.

— Сейчас что — лето, осень?

— Зима, — сказал проводник.

— А какого года?

— Четыре тысячи триста девяносто шестого.

— Ты чего, шутишь со мной? — спросил я зло.

— От основания Вавилона, — сказал он, сгибаясь в испуганном поклоне.

Я почувствовал себя неловко. Проводник был обучен прислуживать высшей вампирической элите — и если он так говорил, значит, именно это летоисчисление считалось официальным в среде undead. Вокруг меня были прекрасно справляющиеся со своими обязанностями кадры. Неадекватен был я сам.

— Ну да, да, — сказал я. — Спасибо, мужик. Помнишь.

Халдей протянул мне флакон в виде двуглавой мыши.

— Вызывает Москва.

Я выдернул пробку и опрокинул флакон в рот. В нем, как всегда, была только одна капля.

Проводник попятился, открыл дверь для персонала ловким ударом зада — и исчез в пилотской кабине, словно боясь случайно услышать, о чем я буду говорить с пустотой.

Передо мной возник Энлиль Маратович в черном спортивном костюме. Он висел в своем хамлете. Было непонятно, видит он меня или нет — а сам я не хотел его тревожить. Несколько минут прошли в тишине. А потом он открыл глаза.

— Рама! Как дела?

— Как сажа бела, — ответил я угрюмо.

— Ага, — сказал он. — Я знал, что все будет хорошо. Извини, не предупредил, что могут быть… Задержки и осложнения. Сам понимаешь…

— Понимаю, — отозвался я, — как не понять. Мне теперь надо совершить какой-то подвиг. Что это? Зачем?

Энлиль Маратович развел руками.

— У бэтмана свои причуды, — сказал он. — Тут тебе никто не поможет. Должен придумать сам.

— А вы его совершали?

— Совершал. Только не спрашивай как.

— Почему?

— Ты не можешь это повторить за мной или другими. Если я расскажу про свой опыт, я только тебе помешаю. Задачу надо решить самостоятельно. В тебе должен проснуться дух вампира.

— Но как?

— Могу только намекнуть, — ответил Энлиль Маратович. — Тебя лишили Древнего Тела. Поставь себя в такие условия, чтобы оно оказалось тебе очень нужным. Но с крыши прыгать я бы на твоем месте не стал. Не факт, что сработает. Тут нужно другое…

— Что именно?

— Сделай самое искреннее, что можешь. Вырази всю боль своего сердца и всю его страсть. И еще… Надо презреть опасность и показать силу духа. Это должно быть опасно.

— А насколько?

— Ну не так, чтобы слишком. Мы все-таки вампиры, а не камикадзе.

— Можно конкретнее?

Энлиль Маратович покосился куда-то в сторону.

— Нельзя, — сказал он. — Думай.

— Полагаете, Аполло слушает?

— Вряд ли. Но помнить про такую возможность надо всегда…

Энлиль Маратович почувствовал, должно быть, что выглядит не слишком солидно, и прокашлялся.

— Ничего, крепись. Через это все прошли. Я имею в виду, кто вернулся.

— А что, были такие, кто не вернулся?

— Почему «были», — сказал Энлиль Маратович. — Они и сейчас есть. В некотором смысле. Корабль большой, сам видел… Да ты не бойся, Рама. Справишься. Только не затягивай с этим. Ты мне нужен внизу. Иштар опять нас вдвоем на ковер вызывает.

Я только вздохнул.

— Ладно, хватит об этом, — сказал Энлиль Маратович. — Тебе конверт дали?

— Дали, — ответил я.

— Открой.

— Прямо сейчас?

Энлиль Маратович кивнул.

Я взял желтый конверт, аккуратно, чтобы не повредить содержимого, оторвал его край — и вынул оттуда еще один конверт, поменьше. Он был густо покрыт бессмысленными черными закорючками — примерно как на банковских вкладышах с пин-кодом.

— Этот тоже.

Я задержал дыхание, готовясь к тому, что будущее вот-вот ворвется в мой мозг, разорвал второй конверт и вынул из него сложенную вдвое бумагу.

— Раскрой.

Бумага была покрыта клинописью. Если в этих вытянутых узких треугольниках, похожих на повернутые друг к другу наконечники стрел, и скрывался смысл, мне он был недоступен.

— Я ничего не понимаю, — сказал я.

— Зато я понимаю, — ответил Энлиль Маратович.

— Это на каком языке? — спросил я.

— На верхнерусском. Местами на английском. Просто записано нашим внутренним шифром. Чтобы случайные люди не поняли… Про мультикультурализм слышал? Вот это он и есть…

Я вспомнил рассказ Дракулы о человеке, раненном стрелой. Дракула был прав — какой там стрелой. Скорее армейским залпом. И вот я сам везу их домой. Целую тучу стрел…

— Хорошо, — сказал Энлиль Маратович. — На пять лет сразу прислали. Теперь имеется некоторая ясность…