Бэтмен и Робин ссорятся

Они делают тебе больно. Сандерсон знает это не только из своего личного опыта, но и от других, у кого есть родственники в «Шикарном особняке». Возможно и не хотят, но все же делают. Воспоминания, которые у них остаются — сплошная путаница — стащенные пазлы в коробке из‑под сигар — и невозможно отделить то, о чем можно говорить, от того, о чем говорить нельзя. У Сандерсона никогда не было повода думать, что Папа был неверен своей жене на протяжении всех сорока с чем‑то лет их супружеской жизни, хотя, возможно, такое допущение делают все выросшие дети, если брак их родителей был сплоченным и безоблачным. Он отводит взгляд от дороги, чтобы посмотреть на своего отца, и именно по этой причине вместо опасного сближения, которые случаются постоянно, они попадают в аварию. Тем не менее, авария не очень серьезная, и хотя Сандерсон знает, что он отвлекся от дороги всего на пару секунд, он знает и то, что это не его вина.

Пикап с крупноразмерными шинами и фарами на крыше сворачивает на его полосу с целью пробраться влево и успеть завернуть, прежде чем погаснет зеленая стрелочка. Задние поворотники отключены; Сандерсон замечает это в тот момент, как левая передняя часть его «Субару» сталкивается с задней частью пикапа. Его с отцом обоих швыряет вперед в пристегнутые ремни безопасности, и внезапно, посредине, на прежде гладком капоте, появляется вмятина, однако подушки безопасности не раскрываются. Раздается оживленный звон стекла.

— Мудило! — кричит Сандерсон. — Черт‑побери!

Он жмет на кнопку, которая опускает окно, высовывает свою руку, и показывает в сторону пикапа средний палец. Позже он решит, что сделал это, только потому что с ним в машине был Папа, а Папа был в прекрасном настроении. Сандерсон поворачивается к нему:

— С тобой все в порядке?

— Что произошло? — говорит Папа. — Почему мы затормозили? — Он выглядит растерянно, но в целом нормально.

Сандерсон наклоняется над папиным сидением, открывает бардачок и вытаскивает свои регистрационные документы и страховую карточку. Когда он вновь выпрямляется, дверь пикапа уже открыта, а водитель идет в его направлении, абсолютно не замечая машин, которые сигналят и виляют, чтобы их объехать. Движение не столь оживленное, как было бы в будний день, но Сандерсон не благодарит удачу, поскольку смотрит на приближающегося водителя.

Он знает этого парня. Не знаком с ним лично, но он — типичный южный техасец. На нем джинсы и футболка с оторванными у плечей рукавами — не обрезанными, оторванными, да так что торчащие нитки болтаются на выступах его мышц. Джинсы свисают с бедер, на два дюйма обнажая его нижнее белье. С пустой поясной петли его джинсов до заднего кармана тянется цепь. Этот парень из числа тех, что, представ перед камерами видеонаблюдения около его ювелирного магазина, побуждают Сандерсона нажать кнопку, блокирующую дверь. В данный момент он бы с радостью нажал кнопку, блокирующую дверь в его автомобиле.

Тем не менее, Сандерсон открывает дверь и выходит, готовый успокаивать его, извиняться за то, что ему не нужно извиняться — это ведь он пересекал полосу, в конце концов. Татуировки на этом парне сделаны грубо и вразброс: цепи вокруг бицепса, шипы на предплечье, клинок со стекающей с острия каплей крови на запястье. Эти делались не в тату‑салоне. Это тюремные чернила. Парень с Татуировками как минимум под метр девяносто в своих ботинках, и как минимум килограммов девяносто, может быть и сто. Сандерсон — под метр восемьдесят, и весит семьдесят два килограмма.

— Смотри что ты мне с машиной сделал! — говорит Парень с Татуировками. — Какого хрена ты не пропустил меня, придурок?

— Не было времени, — говорит Сандерсон. — Ты пересекал полосу, ты не включил поворотник…

— Включил!

— Тогда почему же он не горит? — отмечает Сандерсон.

— Потому что ты разбил мои чертовы задние фары, кретин! Что мне теперь сказать моей девушке? Она внесла за нее задаток, мать твою! И убери эту хрень от моего лица.

Он выбиывает из рук свидетельство о регистрации и страховую карточку, которые Сандерсон все еще протягивает ему.

— Я пошел, — говорит Парень с Татуировками. — Я разберусь со своим ущербом, ты — со своим. Вот как мы поступим.

Ущерб, нанесенный «Субару» намного больше, чем ущерб, нанесенный пикапу, вероятно на полторы или две тысячи долларов больше, но не это толкает Сандерсона высказаться. А мысль о его отце, сидящем там на пассажирском сидении, напичканном успокоительными, не понимающим, что происходит, нуждающимся во сне. К этому моменту они уже должны быть на пол пути к «Шикарному особняку», но нет же. Все потому что этому веселому придурку надо было пересечь всю дорогу. Надо было обязательно прошмыгнуть под той зеленой стрелочкой, иначе бы наступил конец света.

— Мы так не поступим, — говорит Сандерсон. — Это была твоя вина. Ты срезал передо мной без сигнала. У меня не было времени, чтобы остановиться. Я хочу посмотреть твое свидетельство о регистрации, и я хочу посмотреть твои водительские права.