Бэтмен. Суд Сов

Светло-жёлтые косы упали ей на плечи. Её фарфоровая кожа и розовый цвет лица радовал глаз, и даже умелая рука мастера едва ли была способна выразить её природное сияние. Пронзительные голубые глаза тоже заставили его потрудиться при написании портрета.

– Пожалуйста, поумерь свою радость, моя дорогая, – с мягким укором попросил скульптор. – Сегодня разве что совсем немного дольше.

Он был на несколько лет старше неё, с седыми висками, но все же стройный и привлекательный для мужчины своих лет. Мятый фартук защищал его одежду во время работы.

То ли усы как у моржа придавали ему добродушный вид, то ли он действительно был польщён. Его взгляд, как всегда, был прикован к Лидии.

– Да, да, я знаю, – поддразнила она. – Обнаженная с безмятежным выражением лица – это изобразительное искусство и подходит для публичного показа, но улыбающаяся девушка без одежды выглядит просто непристойно. По твоим словам.

– Это всего лишь вопрос эстетики… и уместности, – ответил он. – Перед твоей улыбкой мне не устоять, и ты хорошо это знаешь. – Он достал часы из кармана брюк и с горечью обнаружил, что Лидия на самом деле держала позу более тридцати пяти минут без перерыва.

– Опять же, уже давно пора позволить тебе отдохнуть. Ты должна простить меня, дорогая. С тобой я от работы теряю голову.

– Не нужно извиняться.

Она встала с бархатной стойки и вытянула руки и ноги, прежде чем надеть халат, висевший рядом на крючке.

– Я не возражаю против вашего пристального внимания.

Студия Перси находилась на верхнем этаже его дома, расположенного в одном из самых «богемных» районов Готэма.

Мансардные окна обеспечивали достаточно солнечного света днем, в то время как газовые фонари позволяли плодотворно работать по вечерам, пока было время и силы.

Стенды, мольберты и верстаки загромождали пространство, которое было целиком и полностью посвящено служению ремеслу. Тут и там были разбросаны зарисовки и этюды различных незавершенных работ, здесь же стояли точеные каменные скульптуры в разных стадиях завершения, ожидающие нового вдохновения.

Везде, на что мог упасть взгляд, были видны изысканные черты Лидии – она была запечатлена на бумаге и в глине, в гипсе, в бронзе и камне.

Эта повсеместность свидетельствовала о её поразительной универсальности, а также о том, что художник со временем терял способность творить без неё. Пылающий огонь в кирпичном камине достаточно согревал комнату, чтобы ей было комфортно, даже когда она позирует au naturel[3]. На диване с мягкой обивкой можно было вздремнуть долгим вечером – или заняться чем-то более страстным.

Завернувшись в халат, она подошла к художнику, стоявшему у передвижного стенда, на котором находилась ее миниатюрная копия. Итоговая скульптурная работа должна была быть в натуральную величину, но макет позволял ему проработать детали проекта в меньшем и более удобном масштабе.

С помощью поворотного стола можно было вращать макет по мере необходимости.

Перси отступил назад, чтобы проверить, как идёт работа. Там предстояло ещё многое подправить, отточить линии тела, но в целом он был доволен тем, что получалось, в немалой степени благодаря необычному изяществу натурщицы и её интуитивному умению позировать. Её было всегда приятно лепить. Она пробуждала в нём всё самое лучшее.

– Не забудь, – напомнила она ему, – ты обещал попозировать для меня когда-нибудь. – Среди прочих достоинств у Лидии был талант к рисованию. Её альбомы были заполнены прекрасными рисунками, которые она часто выполняла во время досуга. Это было одно из ее любимых занятий.

Он поднял бровь:

– В натуральном виде?

– Естественно, – ответила она. – Всё по-честному.

Снова она одарила его этой улыбкой, такой ободряющей и соблазнительной. Он обнял её и прижал к себе покрепче. То, что она была гораздо младше его, едва ли имело значение, когда они оставались наедине, и он был несказанно рад той конфиденциальности, которую могла предоставить эта городская квартира, где он был вдали от забот и обязанностей своей несчастной семейной жизни.

Вздох вырвался у него из груди.

– Что-то не так? – спросила она.

– Мне просто жаль, что такие безмятежные дни не могут длиться вечно, – признался он. – Мне больно вспоминать, что слишком рано я должен сесть на шестичасовой поезд и вернуться в старый холодный дом за городом.

– И обратно к миссис Райт, – добавила она за него. В её голосе не было горечи или ревности, лишь печальное принятие вещей, как они есть. Она прижалась к нему, положив голову ему на плечо. – Она подозревает… о нас?

– Это вряд ли, – ответил он. – Она понимает, что художнику нужна натурщица. По правде сказать, я не уверен, что она бы слишком сильно расстроилась, даже если бы знала – при условии, что мы останемся в рамках приличий. Её больше заботит её репутация в обществе, а вовсе не то, что я к ней охладел.

– Как это ужасно грустно для тебя, – отозвалась Лидия с искренним сочувствием, – и для нее.

«Если бы она знала Маргарет так же, как я», – подумал Перси.