Бьется сердце

— А ферму возьмём ту самую, Чаран, куда после бурана ходили! Там луга, озеро можно соорудить. Нет, серьёзно! — Монастырев ещё пуще взвинтил себя. — Первая ферма в Якутии! Во всей Сибири! Бра-атцы, я — всё! Остался…

Саша Брагин вовремя понял, что нужно брать бразды, иначе очень просто можно оказаться на обочине общего движения.

— Тише, люди! Во-первых, я сейчас перепишу всех желающих…

— Он перепишет! А сам-то? — Юрча Монастырёв с некоторой ревнивостью воспринял попытку комсорга вырвать у него инициативу из рук. — А сам что же?

Брагин растерялся, вид у него был такой, словно человек с разбегу на сосну налетел.

— Я, конечно, я почему же… Я тоже не должен в стороне…

— А как же твоя философия?

Все знали, что Брагин уже с седьмого бредит философским факультетом Московского университета.

— Ну да… философия… — Брагину нелегко было взять себя в руки. — Хотя, с другой стороны, философия — это наука о жизни… С жизни надо начинать!

— А по-моему, надо быстренько за Сергеем Эргисовичем сбегать!

— Дело. Верочка, беги!

XXIV. Любит — не любит

Счастьем было вновь и вновь вспоминать те минуты: она поправила ему кашне и затянула «молнию» на куртке, он поблагодарил её, а тут как раз мимо прошествовал Надин «крёстник» — кривоногий Макар Жерготов с таким преогромным рюкзаком на горбу, словно собрался на лыжах к полюсу. Они улыбнулись, но тотчас погасили улыбки, чтобы не смутить паренька. Это была тайна — их общая. Она словно сказала Аласову, поведя глазами вслед Макару: «Как видите, вернулся в класс, и ничего страшного». Он ей ответил: «Вот именно». И ещё раз улыбнулся. Так в далёкие времена улыбался ей юный Сэргэйчик.

И сладко и печально становится от этих воспоминаний. И горько порой: боже, какой малости она радуется как дитя! Сколь крохотны были её приобретения, эти «золотиночки», которые она день за днём собирает…

Немного пока собрала. Был здесь однажды пойманный в зеркале его выразительный взгляд: какая красивая! Была благодарность за дополнительные занятия, был тот безжалостно оборванный Кубаровым разговор… А история с Макаром Жерготовым в её «коллекции» — самородок. В прошлом году парня выпихнули из школы — после досадного случая с дурой Клеопатрой. Теперь Аласов по собственному почину разыскал Макара и снова привёл его в школу: Макар всё-таки закончил девятый класс, посещал вечернюю школу в райцентре, пусть продолжает учиться.

Учиться бедному Макару или не учиться — казалось бы, что ей до этого! Пустячная история. Но так уж повелось в их тайных, никому не ведомых отношениях: с виду мелочь, а для Надежды драгоценность, потому что связано это с Сергеем. Теперь стоит ей услыхать фамилию Жерготова, как сердце сейчас же откликнется и память подскажет.

Она вышла тогда ранним утром из дому, направляясь в школу, вышла и ахнула: снег! После осеннего ненастья, после воя ветра, вокруг притихло всё и пошёл тихий снег — ласковый, умиротворяющий. Она словно пила это тихое умиротворение, шагая в школу по белому и хрусткому чуду, улыбаясь не зная чему. Сама посветлела, как мир вокруг.

В учительской Марфа Белолюбская, прильнув к ней, шепнула: «Ах, Наденька, ты сегодня как девушка…» И даже Нахов, этот грубиян, строптивый, словно ель, которую волокут комлем вперёд, даже он попытался сказать ей нечто вроде комплимента. И тут она увидала, как в дальнем углу учительской разлюбезный её супруг крупно разговаривает с Аласовым: какое имел право Сергей «явочным порядком» привести Жерготова в школу? Привёл, и парень теперь ждёт за дверью окончательного решения завуча.

«Такие Жерготовы будут прыгать из школы в школу, а я должен благословлять их забавы?»

Аласов стоял, набычив голову, и явно не собирался уступать завучу. Назревал скандал.

Могла ли Надежда дать испортить такое волшебное утро первого снега!

«Нет, уважаемый Сергей Эргисович, просто я не знаю, что вам сказать, — говорил Тимир, разводя руками. — Из нашей школы Жерготов ушёл самовольно. И ещё вы должны учитывать — класс десятый, выпускной. Принять отставшего — значит ударить по общему проценту успеваемости! Нет, тут необходимо посоветоваться. Обсудим этот вопрос на педсовете».

«Верно! — рявкнул Нахов. — Я с прошлого года требую вынести вопрос о Жерготове на педсовет. Пора наконец разобраться!»

И вот тут-то сказала своё слово Надежда.

«К чему педсовет, друзья-а-а! — протяжно пропела она (ей самой понравилось, как она сказала это «друзья-а-а!»). — Мальчик Жерготов решением педсовета из школы не исключался, и педсовет тут ни при чём. Я его знаю, он способный, по математике быстро наверстаем. Уж коли пришёл, так пусть и отправляется в класс».

Нужно было видеть, с какой благодарностью взглянул тогда на неё Сергей. Так Макар Жерготов стал их общим «крёстником».