Домов становилось все меньше, их сменили поля. Худосочные, каменистые, они, казалось, всеми силами противились плугу. Нигде ни признака жизни, лишь изредка из-под снега проглядывали островки плодородной почвы. Воздух был холодный, бодрящий, слепило яркое солнце.
Неутомимо урчал мотор. Дорога шла вдоль железнодорожного полотна, на подъеме пыхтел паровоз. Они обогнали поезд, и немного погодя Бетти-Энн слышала его заунывный свисток у переезда.
- Расскажите мне о планетах, - попросила она. - Расскажите, что я увижу.
- Всего не расскажешь...
- Мне бы хотелось писать красками. Что там можно писать?
- Писать? Ну, вот планета Олики. Там очень красивое голубое озеро.
- Мне бы написать что-нибудь вроде того каменистого поля.
- Но ведь оно такое бесцветное, ты не находишь? - В голосе Дона было искреннее удивление: ему явно никогда не пришло бы в голову писать какое-то там поле.
- Вы, конечно, видели так много всего... Но разве вы не видите - наперекор камням, наперекор снегу это поле такое неспокойное, оно только и ждет минуты, когда можно будет ожить.
- Да, это верно, ты права, - пришел на помощь Робин.
- Тут налево, - сказал Дон.
Несколько миль ехали молча. Потом дорогу пересек скованный льдом ручей (на середине лед был словно тоненькая пленка), через ручей перекинут нескладный, с высокими перилами мост. Под тяжестью машины с грохотом запрыгали доски настила. Едва миновали мост, Робин направил машину на немощеную дорогу, протоптанную рыбаками. С обеих сторон теснились деревья, высохшие ветви нависали над машиной, царапали металлическую крышу ломкими пальцами.
- Автомобиль нам больше не понадобится, - сказал Дон. Можно оставить его здесь.
Робин рывком остановил машину, все трое вышли.
- Ты был прав. Дон, - сказал он. - Здесь ни души. Надежное место.
Ракета стояла в лесу, в тридцати или сорока ярдах от них. Вокруг нее чернела мертвая, выжженная земля.
- Ну как, Бетти-Энн, сумеешь сейчас перевоплотиться? спросил Робин.
- Кажется, сумею, - ответила она.
По телу ее прошла дрожь, оно начало преображаться, на этот раз все шло легче, и вдруг ей захотелось заслужить их похвалу, она ощутила могучую силу, таящуюся в новом отсеке мозга, и пустила ее в ход.
- Деревце! - радостно воскликнул Дон. - Смотри, какое деревце, Робин! Какие прелестные листья! Она обернулась очень славным деревом!
(Морозный воздух. В облачной дымке яркое солнце.)
- Способная ученица, - сказал Робин.
Она снова преобразилась - на этот раз она не знала, чем станет, просто дала волю тому, что ощущала.
Дон пристально вгляделся в то серое и смутное, что возникло на месте деревца в яркой и пышной зелени, и, содрогнувшись, отвернулся.
- Не знаю, что это такое, но глаз не радует, - сказал он.
Тогда она позволила своему телу принять подлинную форму, обрела свой истинный облик, и на мгновенье ее сковала странная неловкость, неуклюжесть; новыми губами трудно было произносить земные слова, говорить же мыслями еще не удавалось, ведь она не знала языка Дона и Робина и только теперь поняла, что весь долгий путь в машине они молча переговаривались, а она не слышала их мыслей.
- Мне было как-то... печально, что ли... Оттого, что я улетаю.
- Пора, - сказал Робин.
И Дон помог ей подняться в ракету.
Уже в воздухе, глядя на быстро уходящие вниз и назад деревья, Дон сказал:
- Ты, должно быть, очень взволнована. Ведь тебя ждет столько нового.
Но сейчас, когда она отрывалась от Земли, в ней поднялось такое смятение, что не хватило сил ответить. Молча стояла она у иллюминатора, который затуманили низкие облака. Вот уже мутное клубящееся марево скрыло от нее лес. А ракета все набирала скорость. Холодные металлические стены смыкались вокруг нее, хотелось колотить по ним кулаками, но поздно, теперь уже не вырвешься. Дом остался далеко внизу, далеко-далеко, и под эти ее мысли уходил все дальше и дальше такая даль, что уже не разглядеть, не различить, не удержать...
- Недалеко от мексиканского побережья ждет Большой Корабль, - сказал Робин. - Мы уже скоро будем там.
Ее мутило от быстрого подъема, хотелось за чтонибудь ухватиться. "Пройдет, - говорила она себе, - пройдет". Она думала о звездах, о своем новом обличье, и чужие еще губы шевелились, и она думала: это мое племя.
Ракета набрала высоту. И медленно повернула на запад. Время шло-то ли миг, то ли вечность, и облака остались позади, и еще дальше внизу - Великие Озера, словно тянулись из-за горизонта чьи-то руки и манили ее, и старались удержать.
И вот уже новые поля, и новые леса, новые ручьи и широкие равнины, и могучая река рассекает рыжую землю. Потом высоко взметнулись горы, - острозубые скалистые кряжи вонзались в грозовые облака, и облака цеплялись за их вершины. И на остроконечных пиках сверкал снег.
Ракета сотрясалась от скорости, ревом двигателей прощалась с уносящейся назад сушей. (Западное побережье... она видит его впервые и уже никогда больше не увидит, и над ним занимается заря.)
- Расскажите мне о планетах, - взмолилась она. - Скорей.
- Скоро ты все увидишь сама, - сказал Дон.
- Расскажите хоть что-нибудь, но прямо сейчас. Пожалуйста!