Без аккомпанемента

Она говорила, что готова выйти замуж за кого угодно, лишь бы у нее была возможность целыми днями читать книжки. Но при этом никогда не пыталась оправдывать свои намерения построением пустых теорий о том, что такое брак и каким он должен быть. Рэйко стремилась жить, как кошка: делать то, что хочется, а что не хочется — не делать. Вспоминая сейчас эту девочку, которая после неудачной попытки самоубийства вынуждена была носить в себе готовый в любую секунду взорваться комок нервов, я склоняю голову перед ее мудростью. Рэйко была самой бестолковой из нас, самой безвольной и самой неприспособленной к жизни, но она была честнее всех по отношению к себе.

Мой отец перевел из Токио на банковский счет тетки деньги, которые надлежало использовать для оплаты обучения на летних курсах по подготовке к вступительным экзаменам в университет. Тетка надела свое лучшее кимоно из темно-серого шелкового газа и повела меня в подготовительную школу, где живо уладила все формальности.

— У тех, кто готовится к экзаменам, летних каникул не бывает, — заявила она мне. — Ежедневное посещение подготовительных курсов — лучшее средство для закалки слабых духом. Так что старайся, Кёко-тян.

После того случая с домашним арестом отец стал постоянно названивать тетке. Да и ее отношение ко мне тоже изменилось, превратившись из дружеского в прохладно-официальное, основанное на строгом подчинении. Правда, на подготовительные курсы я так ни разу и не сходила. Так что отцовские деньги, которые, к слову сказать, значительно превышали месячную сумму личных расходов служащего фирмы, оказались выброшенными на ветер.

Но я никаких угрызений совести не испытывала. Ранним утром я выходила из дома, делая вид, что отправляюсь на курсы, а сама шла в какое-нибудь из множества излюбленных мест. Могла до самого обеда любоваться фонтанами в парке, или два часа кряду простоять в книжном магазине, перелистывая книги. А когда уставала, неизменно направлялась в кафе «Мубансо». Там в одиночестве читала, попивая кофе. Правда, я заранее знала, что ни одна книга мне в голову не полезет. Все мое внимание было ежесекундно обращено на входную дверь. Поэтому, покуда эта дверь не распахивалась и в кафе не появлялся Ватару Домото, я лишь бессмысленно водила глазами по строчкам.

Иногда Ватару заглядывал просто так, но чаще приходил в компании Юноскэ и Эмы. Разумеется, я всегда надеялась, что он придет один, но если мои надежды не сбывались, старалась не показывать своего разочарования. Мне не хотелось уподобляться девушкам, которые после одного неумелого поцелуя и объятий уже мнят себя возлюбленными и начинают всячески допекать своих парней. Я общалась с Ватару в высшей степени естественно. Пыталась даже вычеркнуть из памяти тот момент, когда он сказал «я люблю тебя, Кёко». Я же не ребенок, чтобы зацикливаться на таких вещах, то воспаряя от счастья, то опускаясь до полного отчаяния… По крайней мере я пыталась себя в этом убедить. Но убедила ли — вот вопрос.

Ватару во время наших встреч был невозмутим, слегка небрежен и производил впечатление очень усталого человека. Казалось, он совершенно не может расслабиться. Я, скорее всего, выглядела так же.

Про себя я надеялась, что Ватару, как и тогда, снова начнет заигрывать со мной, но в то лето он ни разу даже не попытался сделать так, чтобы мы остались наедине. Зато в тех редких случаях, когда Эма начинала стрелять глазами в Юноскэ и делать какие-то завлекающие жесты, я уже приходила в волнение, поскольку, если бы они с Юноскэ ушли, то мы с Ватару остались бы вдвоем.

Однако как Эма ни старалась, как сладко ни звучал ее голос, Юноскэ продолжал торчать в кафе, не давая нам с Ватару никакого шанса. Если мы и выходили на улицу, то только все вчетвером.

Так было и в тот послеобеденный час, в день сэндайского праздника Танабата [32], который называют одним из трех самых больших праздников региона Тохоку. Выстроившись плечом к плечу, мы шагали под гигантскими снопами из разноцветных лент, вывешенными на торговой улице первого восточного квартала. Идти вчетвером, не рассыпаясь в толпе, было достаточно трудно. Эма, вцепившись в руку Юноскэ, по-детски пронзительно взвизгивала. А я почему-то не могла даже прикоснуться к Ватару. Он, впрочем, тоже не делал никаких попыток обнять меня.

Утомившись, мы зашли в кафе-кондитерскую «Сакарофу». Эма посоветовала мне попробовать шоколадное пирожное в виде ежика. Эта сладкая зверюшка с круглой спинкой, усыпанной иголками, сделанными из тонко нарезанных пластинок миндального ореха, и с двумя маленькими глазками очень нравилась детям. Мы с Эмой взяли себе этих ежиков, а Ватару и Юноскэ просто сидели смотрели на нас. «Хочешь откусить?» — спросила я у Ватару. Несколько мгновений он молчал, но потом улыбнулся и помотал головой.

В этот момент он был похож на отца семейства, который с сияющим видом наблюдает, как его дети поглощают пирожные. Не обращая внимания на выражение его лица, я нарочно повернулась к Юноскэ и протянула ему пластинку миндального ореха: «Юноскэ-сан, попробуй. Вкусно!»