Без аккомпанемента

— Сегодня я не собирался нарушать свое обещание. Наоборот, я очень хотел провести с тобой всю ночь и ждал этой встречи. Но потом… потом все пошло наперекосяк. Я будто с цепи сорвался. Что-то такое заново вспыхнуло между мной и Юноскэ, хоть мы уже два года как были просто друзьями. Я не могу толком объяснить, что произошло дальше. Да если бы и мог… не думаю, что тебе было бы приятно об этом слушать.

Обхватив руками колени, я сидела на полу и чувствовала, как на глазах снова накипают слезы. Посреди царившего в голове хаоса вдруг всплыло лицо Эмы. Она ведь ничего не знает! Кто мы с ней, жертвы? Жертвы, которых гомосексуальные мужчины использовали как убежище? Или же мы преступницы? Наивные преступницы, попытавшиеся расколоть прочный союз двух мужчин…

Я высморкалась, стараясь не издавать громких звуков, и посмотрела на Ватару. Сидя на кровати, он протянул ко мне руки. Я чувствовала, как мои собственные ладони жаждут устремиться навстречу этим тонким, бледным рукам, но не могла пошевелиться. Не опуская вытянутых в пространство рук, Ватару тихо сполз с кровати и сел рядом со мной. Его пальцы прошлись по открытой коже рук и легли на плечи.

— Ответь мне на один вопрос, — сказала я.

Руки Ватару замерли, будто хотели впитать в себя весь поте моих плеч. Я наклонила голову и посмотрела на него.

— Что мне теперь делать?

Его лицо, хоть и находилось прямо перед моими глазами, казалось каким-то неотчетливым, будто в дымке. И едва заметно пахло дождем.

— А это тебе решать, Кёко, — тихо ответил он.

Этими словами он вбил в меня последний ледяной кол. Все сразу стало ясно. Я перестала дышать и, чувствуя, как пульсируют вены на висках, больно прикусила щеку изнутри. Красивое лицо Ватару потускнело, закачалось из стороны в сторону и расплылось.

Это тебе решать, Кёко…

Как я могла что-то решить? Я, обычная девочка неполных девятнадцати лет, которая еще только готовится поступать в институт. Как мне удалось разлучить двух любящих друг друга мужчин и заставить одного из них обратить на меня внимание, если до этого я вообще не понимала, как мужчины могут любить друг друга? Разве мне это под силу? Я же не мужчина, я женщина! И теперь, именно потому, что я женщина, в глазах Ватару я вечно обречена быть человеком из другого мира.

На мгновение я смогла воочию представить себе, как будет течь долгое, очень долгое, невероятно долгое и абсолютно невыразительное время, которое начнется после расставания с Ватару. Я представила поток гнилой, застоявшейся воды, испускающей зловоние… воды пепельного цвета, лишенной каких-либо красок. Я совсем перестала понимать, куда мне двигаться. Как будто я одна стояла посреди бескрайней пустыни.

— А ведь я любила тебя, — прошептала я. — Так любила…

Сдерживать слезы не было сил, горло сжимало. Ватару прижал меня к своей груди. Я уткнулась лицом в мокрую, пахнущую дождем рубашку и расплакалась.

За окном слышался стук дождевых капель, падающих с навеса крыши. Ни дождя, ни ветра уже не было.

10

Существует версия, что Чайковский тоже был гомосексуалистом. Гомосексуалист… После признаний Ватару я впервые разглядела это слово в пояснительном тексте, напечатанном на обложке «Патетической симфонии». То есть почти через десять месяцев после того, как Ватару подарил мне пластинку. За это время я много раз перечитывала текст на обложке, но на эту часть почему-то долго не обращала внимания.

Содержание там было такое: ни сам композитор, ни его окружение никогда не открывали правду о том, почему он назвал симфонию номер шесть «Патетической». Эта скрытность породила множество различных теорий, одна из которых утверждала, что в этой музыке Чайковский выразил переживания по поводу своей гомосексуальности. Все это говорилось одним коротким предложением, да и то лишь для того, чтобы показать, что гипотеза абсолютно дурацкая, и придумана она, чтобы принизить значение прекрасной музыки Чайковского.

Может быть, Ватару хотел, чтобы я прочитала это предложение и сама о чем-то догадалась? Может быть, он пытался таким образом мне что-то сообщить? Или он подарил мне «Патетическую» просто так, без всякой задней мысли?

Я снова и снова слушала эту симфонию. Я прослушала ее столько раз, что даже сейчас, через 20 лет, эта трагическая мелодия все еще звучит у меня в ушах.

После того, как Ватару открыл мне свой секрет, я много раз пыталась представить, из чего складывается их с Юноскэ обычный день. Чем они занимаются? Как проводят время?

Насколько мне было известно, в то время из-за политических волнений учебный процесс в университете Тохоку был полностью парализован. Неудивительно, что тема университета в рассказах Ватару и Юноскэ почти не возникала — другое дело, что и в повседневной жизни они большей частью, лучше даже сказать абсолютно, не выказывали никакого интереса к своим студенческим занятиям.