Без аккомпанемента

Он настаивал, что на убийство Эмы его подтолкнул «приступ гнева». В тот вечер, когда он вернулся в чайный домик, Эма сидела там одна и ждала Юноскэ. Последнее время Эма так часто околачивалась у них в комнате, что Ватару не мог ни почитать книжку, ни заняться учебой, и этого его очень угнетало. Невольно он сердито прикрикнул на нее: «А не убраться ли тебе отсюда?» Эма отказалась уходить и начала осыпать его бранью. Она сказала, что вынашивает ребенка Юноскэ, и поэтому, если кто-то и должен отсюда убраться, так это Ватару. Ватару также рассказал, что его родители являются владельцами магазина «Сэнгэндо», но из-за сложных отношений в семье он никогда даже не помышлял о том, чтобы жить в родительском доме. Кроме этой съемной комнаты в Китаяме, никакого другого жилья у него нет. Так вот, когда он услышал это, то подумал, как можно быть настолько глухим к чужому страданию, и в ярости потерял голову. А когда очнулся, он уже сжимал ее горло… Этот рассказ Ватару повторял раз за разом.

На то, что в храме были найдены следы кроссовок, принадлежащих Юноскэ, Ватару ответил, что просто надел его кроссовки, чтобы перетащить тело. В конце концов полиция пришла к выводу, что Ватару оговаривает себя: во-первых, во время совершения преступления он находился в гостях у моей тетки, и как бы сильно он не спешил, все равно мог вернуться в чайный домик в Китаяме лишь намного позднее предполагаемого времени смерти Эмы, а, во-вторых, у Юноскэ на этот период времени как раз не было никакого алиби. Поэтому признание Ватару списали на его расшатанные нервы.

Юноскэ заявил следователям, что с трудом понимает, с чего это вдруг Домото взялся его покрывать, хотя они с ним были не более чем соседями по комнате. Вспоминая подробности, которые мог знать только непосредственный участник преступления, Юноскэ рассказал, что Ватару к убийству совершенно непричастен; в тот вечер он вернулся в чайный домик, когда Юноскэ уже унес тело Эмы и, набивая вещами дорожную сумку, собирался удариться в бега.

«После происшествия я один уехал в префектуру Ива-тэ, — говорил Юноскэ. — Где был в это время Домото, я не знаю. У него вообще слишком впечатлительная натура, и не исключено, что он был в таком шоке от известия об убийстве Эмы, что тронулся рассудком. Домото всегда чересчур эмоционально реагировал на смерть других людей…»

В случае с Юноскэ мотивы убийства ни у кого не вызывали сомнений. Его подруга забеременела, когда настоящая жизнь еще не началась. Более того, она не хотела делать аборт и принуждала Юноскэ жениться. А когда у тебя впереди большое будущее, нет никакого желания ни становиться отцом ребенка, ни тем более связывать себя узами брака. Однако подруга заявила, что не уйдет ни при каких обстоятельствах, и продолжала изводить его назойливыми приставаниями. Тем временем ребенок в животе у подруги становился все больше и больше. И единственным способом избавиться от нее оставалось убийство…

По признанию Юноскэ, убийство Эмы было большей частью спланированным. Вечером четырнадцатого числа, в кафе «Мубансо» он неожиданно встретился с девушкой своего соседа по комнате, госпожой Кёко Нома. В тот момент он втайне решил, что нынешним же вечером исполнит свой замысел. Нужно было лишь поручить Домото заботам Кёко Номы, и тогда на время его отсутствия чайный домик оставался в полном распоряжении Юноскэ. По самым скромным подсчетам, Ватару должен был вернуться не раньше половины восьмого. Этого времени вполне хватало, чтобы убить Эму и где-нибудь спрятать труп… Так он решил.

«Когда мы оказались вдвоем в чайном домике, Эма не давала мне возможности к ней приблизиться, и я начал нервничать. Если я подходил сзади, она тут же оглядывалась. Никакой жалости к ней я не чувствовал. В тот момент она была для меня не более чем физическим объектом. Наконец, когда она сидела, засунув ноги под котацу, я крепко схватил ее сзади обеими руками и задушил. Это было около восьми часов с минутами. Я, конечно, думал, что буду делать, если в это время явится Домото, но отступать было поздно, поэтому и страха я особенно не испытывал. Просто хотелось избежать ненужных проблем.

Я не собирался прятать труп и вовсе не за этим перенес его в храм Риннодзи. Просто мне казалось, что мертвому человеку подобает лежать на земле, и только поэтому я выбрал храмовый двор. Тело Эмы я перетащил на себе. Оно было очень тяжелым. По пути мне никого не встретилось.

Домото вернулся в чайный домик уже после того, как я унес тело. Я сказал ему, что мне необходимо срочно уехать, собрал вещи и отправился на станцию. Я понимал, что рано или поздно меня поймают, и собирался явиться с повинной — просто хотелось провести несколько дней свободным, наедине с собой. Это чувство освобождения было гораздо сильнее, чем переживания о совершенном злодеянии.