– Было так стыдно этот грязный утиль вести. Хорошо посредине автобуса нет пассажирских мест, такой большой, свободный квадрат. Да он и не был грязный, палас, как палас. Вытаскивать легче. А там уже под горку. Буду отдыхать, потихоньку дотащу. Зато теперь моя мамочка не будет спотыкаться и падать.
– На хрена ты привезла этот грязный, вонючий палас в мой дом? Кричал Алексей. Я тебе сказал, не привозить его.
– Ты сказал не стелить его дома. Я его не стелю дома, он будет стоять на улице. Не ори на меня, разорался, как припадочный. Постираю, зашью и отвезу его обратно.
– Выкинула бы его на мусор, на хрена ты его привезла?
– Это не мой палас, я не могу выкинуть его на мусор. Мама вся в синяках ходит, как побитая, все время падает, та орала на меня, что забрала, ты орешь, что привезла. Я же тебя не заставляю привозить и увозить его, что ты орешь, я сама все сделаю. Кричала Вера.
– Тебе что, больше всех надо? Что ты лезешь? Пусть живут, как хотят.
– Это моя мама. А если она упадет, голову разобьет или сломает что-нибудь, будет лежать в гипсе, придется ездить к ней часто.
– Как ты дотащила такую тяжесть?
– Вот так уметь надо. Хорошо. Сентябрь удался теплый, Вера постирала, просушила паласы. Теперь надо думать, как его сшивать и тащить такую махину на тележке, да еще по автобусам. Если по одному сложу друг к дружке, будет компактней. А если сшить, будет громоздкий.
А где шить? Конечно если сшить, потом пришла расстелила и все дела. Дома нельзя, орать будет, а на улице грязь, весь испачкаю. Придется шить у мамы. А что делать?
– Отвезла? Уже ночь на улице, ты, что так долго?
– Я же его там сшивала.
– Ну и как, понравилось маме?
– Ой! Это просто кошмар. Звоню в домофон, никто не открывает. Три раза звонила, никто не открывает, наверно Римки нет дома, а мама не слышит. Женщина выходит из подъезда, я зашла. Стучу в дверь, никто не открывает. Не знаю, что делать, не везти же эту махину обратно, надо ждать кого-нибудь.
Время идет, а у меня еще столько работы, надо сшить 5 метров ленты с паласом, еще 5 метров к другому паласу, чтобы их соединить. Пошла наверх, чтобы позвонить маме по телефону. Раз 6 или 7 звонила, она не берет трубку. Вся издергалась, не знаю, что делать.
Соседка говорит, ваша бабушка уже несколько лет не выходит на улицу, она не ходит? А вы за ней убираете? Что-то воняет все время. Я говорю, здрасти. Она ходит. Там люди живут с ней, я приезжаю, полы мою. Может из другого места воняет. Дом 5 этажей, 10 подъездов, столько квартир, только с нашей квартиры воняет.
– Над вами квартира, там ремонт делают, наверно это оттуда воняет.
Решила позвонить еще раз, не берет трубку. Еще раз, не берет. Мне уже неудобно. Думаю, позвоню еще, мама взяла трубку. Я ей говорю, это Вера приехала, откройте дверь, я стою за вашей дверью. Она ничего не поймет. Какая Вера? Какая дочка? Какая дверь? Я сплю, ничего не знаю.
Она ничего не слышит, не поймет, а я у соседей не могу кричать громко, как я дома кричу. Кричала, кричала, она ничего не поймет, мне уже неудобно, я уже злюсь и плачу, кое как она поняла, сказала сейчас открою. Я спустилась вниз. Только мама мне открыла дверь, я еще стою в подъезде, Аркашка с Римкой пришли. Не раньше не позже. Вот закон подлости.
Зашли в квартиру со своими огромными пакетами. Я захожу, только переступаю через порог, не успела закрыть дверь, эти две фурии уже орут.
– Разувайтесь!!! Тут новый ковер. Аркашка схватил мою тележку, швырнул ее в мамину комнату. Я смотрю, а там в коридоре узкий палас лежит, правда новый, а крику, больше чем этот палас.
– Зачем вы его привезли, вы же уже постелили другой. Римка что-то тоже орет из кухни. Мама орет, зачем ты его привезла, оставила бы его себе, а в прошлый раз, орала, куда ты мой палас тащишь. В общем полный дурдом. У меня голова разболелась от обиды, не знаю сидеть плакать или работать. А грязища в комнате, как я в прошлый раз мыла, так за весь месяц больше никто не соизволил даже подмести.
Люди чистоту любят, значит судя по всему, люди культурные, это хорошо, а у бабки старой на хрен убирать, не судьба, дочка приедет и уберет. А за квартиру ни разу в жизни не платили, тоже видно не судьба. Я уже мыть не стала, мне еще столько долго шить, скрутила кое-как старый палас, смела в кучу гору крошек, бросила два других в углу, смотрю, а там такая пыль под кроватью, под столом, под буфетом, аж пух пыльный. Психанула я, начала мыть, думаю, а то так и будет моя мама дышать этой грязью, пылью.
Потом пока я зашила одну сторону, потом пока другую, на улице уже темно. Потом пока шила палас, еще лепешки из папоротника маме на глаза клала, 3 раза по пол часа. Говорю, сейчас я ваши глазки полечу, она говорит.
– Ты свои лучше полечи. Вот боевик, 96 лет, она еще огрызается, ругается на меня, палец в рот не клади, откусит вместе с рукой. Потом пока довезла до автобуса на тележке, пока на автобусе по пробкам, пока до дома доползла, дни сейчас уже короткие. Ну все, слава Богу, теперь гора с плеч. Кстати, мама не разу не упала, пока у нее был наш сплошной палас.