Без боли (СИ)

Я собрала сумку и уже застегнула её, как брат вошел в мою комнату и обнял. Конечно же я обняла в ответ.

— Что у вас с Сашей? — всё ещё обнимаясь, спросила я. Да, я слишком прямолинейная.

— Мы встречаемся, а откуда ты знаешь? — я улыбнулась и мы отпустили друг друга.

— Я вас случайно застукала за кхм, — я театрально откашлялась и засмеялась. Честно, я была рада за них и осознала это только на утро.

— Прости, мы не подумали, — брат засмеялся, а потом по-доброму улыбнулся.

— Да ладно, меня Макс отвез, — брат хитро улыбнулся и поиграл бровями. Я дала ему подзатыльник.

— Эй! — и потер место удара. Рука-то у меня легкая, но когда я злюсь, то похуже чугунной сковородки будет.

— Только не обижай её и попробуй сказать про ребенка, если у вас всё далеко зайдёт, хорошо? — брат закатил глаза и кивнул. Да, я не отстану от него с этим малышом.

Он промолчал и покинул мою комнату. Он любит и я знаю это, но дурить ей голову неправильно. Я выдохнула и села рядом с сумкой. Посмотрев на неё, я слегка улыбнулась. Полежу недельку, успокоюсь и отдохну. Но на счёт ребенка, я расскажу ей в ноябре, если Денис сам этого не сделает. Пусть я и испорчу им жизнь, но во благо моей подруги.

***

Шёл третий день моего перебивания в больнице. Я прогуливалась по больнице и сейчас находилась на третьем этаже. Отделение новорожденных. Спросите как я сюда попала? В этой больнице у всех врачей и пациентов есть пластиковая карта. С помощью её открываются двери различных отделений, кроме хирургии.

Без проблем датчик принял мою карту и я гуляла по ярким коридорам этажа. Случайно я добрела до большой слегка приоткрытой двери. Она отличалась от палатных, поэтому без зазрения совести я заглянула туда. Хотя совести у меня и так нет.

Это была палата, где в прозрачных кувёзах лежали младенцы, которым нет ещё и пары дней.

Я зашла и подробнее осмотрела всех малышей. Некоторые спали, некоторые слегка бултыхали ножками и ручками, а некоторые, увидев меня, смотрели не отводя своих больших глазок. Понимание того, что никогда не смогу вот так вот прийти в больничном халате и посмотреть на своего сына или дочь, медленно разрывало внутри. Я за два года уже построила стену вокруг себя, но лишь мысли о практическом бесплодии делали трещины.

Я ещё раз осмотрела малюток и вышла. Психолог вообще запрещала мне контактировать с маленькими детьми ближайшие полтора года. Вроде это время и прошло, но в груди больно щемит. Не так как раньше, безусловно, но всё равно неприятно.

Я поднялась на этаж выше. Осмотрела белую металлопластиковую дверь с табличкой «Отделение интенсивной терапии». В голове сплыли некие воспоминания о том, как я около месяца провалялась в нём. Ну как в нём. Не в этой больнице, а за границей. Я поднялась на пятый этаж и прислонив карту к датчику, вошла. Вот и моё «Подростковое отделение пищевых расстройств». Здесь лежат дети от четырнадцати до восемнадцати лет с острыми гастритами и язвами. А так же такие, как я — анорексички. После двух месяцев в Германии, меня перевели сюда под наблюдение, где проторчала ещё два месяца.

Я уже направлялась к себе в палату, как меня окликнули:

— Эй! Погоди, — я развернулась на обладателя хриплого голоса. Это была невысокая девушка с запущенной формой анорексии, лет так шестнадцати. Она медленно шла ко мне, кое-как передвигая ноги. Вспоминаю себя, когда после двух недель в кровати, меня заново поднимали на ноги. Я подошла к ней, чтобы она лишний раз не надрывалась, так как сама знала насколько это тяжело.

— Да, — обратилась я к ней.

— Ты ведь тоже страдаешь анорексией? — я посмотрела на свои ноги, обтянутые в черные лосины и улыбнулась.

— Нет, это в прошлом, просто остались последствия, — из-за одного из них, я недавно чуть не разревелась.

— Просто, я одна здесь с такой проблемой и мне очень сложно, — девушка уже срывалась на плачь. Я положила руку на её плечо. Она подняла на меня свои серые и заплаканные глаза, обрамленные синяками.

— И тебя никто не понимает в палате? — брюнетка кивнула. — Так вот слушай. Тебя никто не поймёт. Тебя будут осуждать за то, что ты сделала с собой, но ты должна быть сильной. Ты должна есть и поправляться, — она резко скинула мои руки и заревела.

— Нет! Я не буду есть! — она упала на коленки и громко заревела. Я присела в ней и громко выдохнула.

— Я была такой же. Думаешь я не плакала, когда в меня насильно пихали еду? Думаешь я не ревела после очередного взвешивания, когда набирала плюс пол кило? — она подняла голову и вытерла слезы с глаз. — Я, как человек переживший это, скажу одно: пересиль себя и начни есть. Ты не станешь полной, просто физически не сможешь. Ты должна пересилить себя, ради самой же себя и ради своего счастья, — я улыбнулась и подала ей руку, чтобы девушка поднялась. — Докажи, что ты сильная, — похлопав девушку ещё раз по плечу, я развернулась и стала уходить.

— Я Аня, — я повернула голову и, улыбнувшись, произнесла: