В раскрытую дверь из темных сеней входили обвязанные башлыками и платками фигуры. Из-под повязанных платков с набившейся в складки снежной пылью странно и смешно смотрели глаза с белыми от инея ресницами.
И нельзя было разобрать, где Сережа, где Ваня, где Соня, где Маруся.
Все ахали, торопили раздевать.
-- Наконец-то, слава богу.
-- Заждались, беспокоились.
-- Вьюга-то какая, мы думали, что уж вы на станции останетесь,-- говорили наперерыв разные голоса.
-- Ах, ах, уши побелели. Три, три их скорее! -- кричала крестная на Ваню.
-- Совсем замерзли... Чаю им скорее.
Катя танцевала около всех, визжала и бросалась то помогать снимать валенки, то тянулась на цыпочках целоваться, пока ее не выставили в зал, чтобы не простудилась.
-- А дядюшка по-прежнему в куртке и туфлях, и все по-прежнему -- и зал, и цветы, и оборванные цепочки на отдушниках,-- говорили с радостными улыбками девочки, целуясь со всеми.
В валенках, с красными щеками, смешные и неповоротливые с дороги, приезжие пошли в гостиную через неосвещенный зал с его высокими цветами, отсвечивающими зеркалами и старинными картинами.
-- Нянька, ты еще жива,-- сказал Сережа, проходя мимо нее, и поцеловал ее в морщинистую щеку.
-- Жива, батюшка, жива, соколик,-- сказала Абрамовна, у которой красные, точно с мороза, руки тряслись от радости.
-- Ну вот и ладно, живи на здоровье.
Соня забежала взглянуть на рояль.
-- Никто, никто без тебя не трогал, не беспокойся, пожалуйста,-- сказала крестная, потрепав ее по румяной щеке.
-- Молодцы, молодцы! -- говорил дядюшка, несколько отходя и осматривая их всех издалека.-- Ну, рассказывайте, рассказывайте. А я уж тут соскучился без вас, хотел было на войну идти.
-- Ну, ну, вояка,-- сказала, не выдержав и покосившись на него, крестная.
-- Что, думаю, сидеть дома,-- говорил дядюшка, как будто не слыша крестной, но смотрел на девочек с таким видом, который говорил, что он прекрасно слышит и доволен тем, что лишний раз зацепил крестную.
В гостиной пошли разговоры, в столовую принесли уже давно кипевший в сенях самовар и загремели посудой.
Мы, переглянувшись с Катей, отправились в зал, несколько времени прогуливались там, прислушиваясь к оживленным голосам, доносившимся из гостиной, и, посматривая на сложенные в передней вещи, наслаждались новизной, внесенной приездом. Потом осторожно вошли в переднюю.
-- Не страшно? -- сказала Катя, сначала оглянувшись на темневшую вешалку с шубами, потом на меня.
-- Пожалуй, ничего,-- сказал я,-- народ близко. А впрочем, давай перетащим в зал, там к свету ближе.
И мы, упершись руками, повезли чемодан и корзину в зал.
Потом стали обнюхивать углы чемодана, от которого приятно пахло какой-то новизной. Запах был совершенно иной, чем от всех вещей, бывших в доме.
-- Интересно, когда они будут открывать,-- сказала Катя и опять в двух местах понюхала чемодан.
Наверное, достанут завтра какие-нибудь необыкновенные коньки и отправятся на пруд. А там придут с красными щеками в сумерках и до чая, пока еще в столовой не зажигали огня, соберутся в зал, откроют рояль. Соня что-нибудь играет, и все говорят тихими голосами или перелистывают ноты, отыскивают любимые вещи и подкладывают Соне на пюпитр. Потом зажгут на рояле свечи, Сережа поймает Марусю и понесется с ней в вальсе вдоль стен и рядов стульев. Огонь свечей дрожит и вытягивается, освещая клавиши открытого рояля, тесный кружок молодежи и оставляя в сумраке дальнюю часть зала.
Мы с Катей или сидим под роялем, или начинаем кружиться по комнате под звуки музыки, наблюдая, как перед закружившимися глазами мелькают сплошным кругом зеркала, цветы, свечи на рояле и лица молодежи.
-- Да что ты все нюхаешь,-- сказал я Кате, когда она еще раз понюхала угол чемодана.
-- Помнишь, нам в прошлом году привезли подарки нз Москвы: от них точь-в-точь так же пахло.
Это я хорошо помнил, но мне было досадно, что Катя успела завладеть чемоданом и, по-видимому, прочно уселась на нем, тогда как на мою долю досталась корзина. А я тоже хотел сидеть на чемодане. Мне хотелось ее выжить с чемодана, но я не знал, как это сделать, чтобы не было крика. И только сдерживая против нее чувство поднявшейся недоброжелательности, я сказал:
-- Не царапай, пожалуйста, ногтем, а лучше всего слезь, если не умеешь обращаться с вещами.
Но Катя уже о чем-то мечтала и не обратила внимания на мои слова.
-- Нет, как будет весело. Сколько гостей наедет на святки,-- сказала она,-- помнишь, в прошлом году даже в зале спали. Помнишь, сколько перин и подушек нанесли из кладовой.
Для нас -- это самое веселое время смотреть, как во время наездов гостей из холодной кладовой приносятся запасные постели, подушки. Все это греется на лежанках, и мы залезаем на эти горы подушек, перин и кувыркаемся.
-- Ах, как хорошо,-- вскрикнула Катя и, поджав одну ножку, поскакала на другой до противоположной стены. Я посмотрел ей вслед и пересел на чемодан.
-- Доскакала,-- крикнула она, ткнувшись в стену обеими ладонями, переводя дух, оглянулась на меня вся раскрасневшаяся и оживленная.